— Другими словами, — в ее голосе зазвучало негодование, —
если бы в ответ на ваш вопрос, не посылала ли я отравленных конфет Эстер
Дилмейер, я сказала бы «да», вы были бы настолько любезны, что сообщили бы мне:
«А теперь, мисс Фолкнер, раз уж вы во всем сознались, я советую вам не отвечать
на мои вопросы, так как все сказанное вами может быть обращено против вас».
Какое великодушие!
Он ухмыльнулся:
— Ну, это едва ли. Я не надеялся, что вы сознаетесь в том
случае, если вы действительно виновны. И уж конечно, я не ожидал от вас такого
многословия. Я просто рассчитывал понаблюдать за вашей реакцией.
— Уж не хотите ли вы сказать, что можете задать человеку
подобный вопрос, чтобы узнать, как он на него ответит, правду он говорит или
нет?
— Не всегда, конечно, но, как правило, после этого для меня
все значительно проясняется.
— Следовательно, — продолжала она е той же враждебностью, —
установив теперь, что я не совершала ни одного из перечисленных вами
преступлений, вы выполнили свой долг, и ничто не должно далее задерживать вас в
моем доме, где вы понапрасну теряете ваше драгоценное время.
— Вы очень торопитесь с выводами. Во-первых, я не говорил,
что убедился в вашей невиновности. Во-вторых, даже будучи невиновной, вы тем не
менее можете располагать информацией, представляющей для нас большой интерес.
— А значит, я все еще под подозрением?
— Да.
— А мне показалось, вы сказали обратное.
— Нет. Я сказал, что если бы вы были виновны, я бы
посоветовал вам не отвечать на мои вопросы. А теперь я хочу, чтобы вы уяснили
себе ситуацию, мисс Фолкнер. Если вы виновны, не отвечайте на мои вопросы,
потому что на чем-нибудь я вас поймаю.
— Как хотите, я не виновна. Но даже если бы я и была
виновна, не думаю, чтобы вам удалось заставить меня сознаться в этом.
— Думаю, удалось бы. Ну, скажем, в девяти случаях из десяти.
Она многозначительно промолчала.
— Так что запомните, мисс Фолкнер, если вы виновны, просто
скажите, что не будете отвечать, и все.
— Я невиновна.
— Хорошо, вы поняли, что я сказал, можете отвечать на
вопросы, но не забывайте, я вас предупреждал.
— С семи часов вечера сегодня, — запальчиво проговорила она,
— я пытаюсь решить сложную деловую проблему, отнявшую у меня много сил и
энергии. Я пытаюсь выпутаться из трудного положения, в котором очутилась, и я
не собираюсь рассказывать вам ни в чем заключаются мои трудности, ни как я
распоряжалась своим временем с того момента. Я совершенно не обязана этого
делать. Я не…
— Хорошо, хорошо, — прервал ее Трэгг. — Пусть все будет так,
как вы говорите. Но вы хоть что-нибудь можете мне сказать о характере ваших
деловых затруднений?
— Нет.
— Может быть, они возникли из-за того, что ваш зять передал
Коллу акции вашей компании в качестве обеспечения тех долгов, которые наделал,
играя в азартные игры, а Колл в свою очередь передал их Линку. И Гарри Пивис,
ваш конкурент…
Он остановился, увидев, как изменилось выражение ее лица.
— Откуда вам это известно? — ошеломленно спросила она.
— Видите ли, мне рассказал об этом мистер Мейгард, партнер
мистера Линка.
— Значит, он тоже в этом участвовал?
— Нет. Он сказал мне, что узнал обо всем только сегодня
днем. У него с Линком вышел крупный разговор по этому поводу. В итоге Мейгард
сообщил Линку, что готов выкупить его долю в клубе или продать ему свой
собственный пай, но от дальнейшей работы с ним отказался категорически.
— А каким образом Мейгард узнал обо всем этом?
— Он уже давно подозревал, что Линк занимается подобными
вещами, и вот решил выяснить все до конца. Во время разговора он загнал Линка в
угол и заставил его признаться во всем.
— Я не считаю нужным как-то комментировать ваши слова.
— Почему же нет?
— Откуда я знаю, что вы не готовите мне ловушку. Вы были
настолько любезны, что сами предупредили: именно это и входит в ваши намерения.
— Что ж, вижу, это вы хорошо усвоили. Ну, а теперь я попрошу
вас помочь мне разобраться кое в чем.
— В чем именно?
— Вы знакомы с Синдлером Коллом?
— Нет.
— Вы когда-нибудь слышали, чтобы ваш зять упоминал о нем?
— Да.
— И что же Лоули о нем говорил?
— Говорил, что собирается как-нибудь вечером пригласить
Колла к себе домой, когда моя сестра поправится.
— Ваша сестра инвалид?
— Да. Временно.
— Мистер Лоули упоминал о тотализаторе или о скачках в связи
с мистером Коллом?
— Нет. Он просто сказал, что, по его мнению, Колл нам
понравится.
— А что на это сказали вы?
— Я ничего не сказала.
— Должен ли я из этого заключить, что вы и ваш зять не очень
хорошо уживаетесь?
— Ну, пожаловаться на него я не могу, хотя… впрочем, вы
спросили меня, что я сказала, а это и есть именно то, что я сказала, —
ни-че-го.
— А ваша сестра?
— Я уже не помню. Кажется, Карла сказала, что это будет
очень славно.
— Теперь, мисс Фолкнер, я предложу вашему вниманию несколько
слов. Я хочу, чтобы вы полностью расслабились, успокоились и сказали мне, какие
ассоциации вызывает у вас каждое из них.
— Что это, еще одна ловушка? — спросила она. Он слегка
приподнял брови:
— Моя дорогая юная леди, я же сказал вам, что если вы
виновны, я вас поймаю. То, как вы болезненно реагируете на все, что с этим
связано, наводит меня на мысль, будто вы и в самом деле… хотя ладно, оставим
это.
— Нет, постойте. Интересная получается ситуация. Если вы
полицейский и врываетесь ко мне домой в половине третьего утра, то я, раз я не
виновна, должна сидеть с вами всю ночь напролет и разгадывать ваши шарады, да?
— Что вы, совсем нет. Я займу всего лишь несколько минут
вашего времени. Пожалуйста, поймите, мисс Фолкнер, я только пытаюсь установить
некоторые факты, и ничего больше. Если вы боитесь, что я узнаю правду, вы
можете отказаться мне помочь. Если же у вас нет никаких причин мешать мне
докапываться до сути, ваша помощь будет для меня неоценимой.
— Вы это уже говорили.
— Верно, и повторю еще раз.
— Ладно, давайте. Что у вас там за слова? Я полагаю, это
один из тех новых ассоциативных тестов, о которых в свое время было столько
разговоров.
