— О чем вы говорите?
— Разве ты не поняла, чего я добивался, Делла?
— Вы пытались внушить им мысль, что Карлотту Лоули ограбили.
— Не ограбили. Убили.
Она широко раскрыла глаза.
— Это логично. Ее мужа привязывало к ней только одно —
деньги. Она его любила, но сама была для него просто жизненным удобством,
талоном на еду, источником дохода. Милдред ре зря всегда терпеть его не могла.
Вероятно, болезнь жены он воспринял как Божий дар. Он считал, что это даст ему
возможность проявить себя, доказать Милдред, что он тоже может быть оборотистым
бизнесменом, надежным стражем собственности жены, преданным хранителем ее
доходов и сбережений. Однако дело у него не пошло. Видимо, он сразу же потерял
ощутимую сумму. Такую потерю практически нельзя предвидеть, это может случиться
с каждым, но, поскольку его все время подстегивало презрительное отношение к
нему Милдред, эта неудача приобрела в его глазах совершенно фантастические
масштабы.
Ему оставалось только одно. Он должен был вернуть потерянные
деньги. И вернуть их с лихвой. Гонимый собственным нетерпением, он не стал
дожидаться, когда представится возможность выгодно поместить капитал. Ему
казалось, что потеря должна быть восполнена незамедлительно. И такой способ
есть: он должен сыграть и выиграть.
Судя по тому, как далеко он в итоге зашел, первая отчаянная
попытка увенчалась успехом. Он действительно сыграл и выиграл. Все было так
просто.
— Но вы же его даже не знаете?
— Почему, знаю. Совсем необязательно видеть человека,
заглядывать ему в лицо, пожимать руку, слушать, что он говорит, чтобы узнать
его. Можно судить о нем по тому, что он делает. Можно видеть его глазами
других.
— Но чужой взгляд искажен предубеждением.
— Если ты хорошо знаешь этих людей, то всегда можешь сделать
на это поправку. Ты вполне можешь определить, насколько сильна их предвзятость.
Только так и удается распутывать дела, Делла. Ты должна научиться видеть вещи
их глазами, а это означает, что ты должна иметь сострадание и быть гуманной к
преступнику в пределах разумного. Она кивнула.
— Итак, он выиграл, — продолжал Мейсон, — и он торжествовал.
Он не понимал одного: выигрыш сделал его похожим на льва, отведавшего мяса.
Пути назад уже не было. Никогда не сможет он забыть вкуса победы. Он опять стал
терять деньги. Опять попробовал вернуть их через игру, и на этот раз ему уже
так не повезло.
— Ты имеешь в виду игру в рулетку?
— Нет, не это. Вероятнее всего, это была «верная» информация
о лошадях. Нашелся друг, в компетентности которого Лоули уже имел возможность
убедиться, знавший, совершенно очевидно, свое дело досконально.
— Синдлер Колл?
— Возможно.
— А затем, я полагаю, с ним просто стали играть в
кошки-мышки…
— Он завяз так глубоко, что выход был только один: играть
ва-банк. Он поставил и проиграл, потом проиграл еще раз и еще. В конце концов
наступил момент, когда он пришел в себя и попытался трезво оценить ситуацию.
Впервые он увидел то положение, в котором очутился, в подлинном свете. И вот
тогда его поманили настоящим кушем. Тогда-то и всплыла эта «стопроцентная
наводка», воспринимаемая всеми «знающими людьми» настолько бесспорным
выигрышем, что он был буквально загипнотизирован этим. Но без денег не сыграешь,
а за «верное дело», «беспроигрышный вариант» с него потребовали наличные. Итак,
ему понадобились деньги. Но Линк отказался одолжить ему эти деньги под
дополнительное обеспечение, каким мог служить сертификат. Он, наверное,
объяснял свой отказ тем, что ссуда предоставлялась для игры на скачках, что
могло возникнуть слишком много всяких сложностей. Вместо ссуды он предложил
Лоули купить у него акции, а тот в пятидневный срок должен был выкупить их
обратно.
К тому времени Лоули был уже настолько поглощен своими
планами вновь превратить потерянные деньги в прибыль, что даже не подумал о
возможных последствиях предпринимаемого им шага. В этом и заключается разница
между хорошим предпринимателем и плохим. Когда хороший бизнесмен хочет чего-то,
он прежде всего тщательно сопоставляет цену, которую ему придется заплатить, и
выгоду, которую он получит от этой сделки. По таким правилам, например, играет
Пивис. Когда же недалекий человек видит что-то, что ему хочется иметь, он, не
задумываясь, жертвует всем, только бы немедленно заполучить эту вещь. Цена для
него лишь препятствие на пути к мгновенному счастью.
— Но при чем же здесь все-таки лейтенант Трэгг? Мейсон,
спохватившись, сделал извиняющийся жест, улыбнулся и сказал:
— Прости. Занявшись восстановлением действий Лоули в их
реальной последовательности, пытаясь определить, что он при этом чувствовал, я
слишком увлекся… Итак, к чему я веду. В любом случае следующим шагом Лоули —
как только он обнаружил, что его обманули, — стало бы… ну, да ты и сама можешь
догадаться.
— О чем вы говорите? — спросила она.
— Об убийстве, — просто сказал Мейсон. — Он не сразу
остановился бы на этой мысли. Вряд ли это могло быть первым, что пришло ему в
голову. Но он стал бы биться о решетку безысходности, сомкнувшуюся вокруг него,
как дикий зверь бьется о стальные прутья клетки, надеясь найти хоть
какую-нибудь лазейку.
— И поэтому он убил Линка?
— Не Линка, — нетерпеливо заговорил Мейсон. — Линка он стал
бы убивать лишь в том случае, если бы крупно выигрывал от этого, то есть смог
бы вернуть себе сертификат.
— А он разве не вернул его?
— Если бы вернул, поехал бы прямо домой и дождался бы своей
жены со спокойным видом, будто ничего не произошло. Нет, если Лоули убил Линка,
он мог это сделать только из мести или чтобы вернуть сертификат. Только это
могло быть его главной целью.
— Но ведь акции исчезли.
— Давай разберемся. Если бы Лоули убил Линка из-за акций,
они бы пропали из дома последнего. Линк убит. Акции действительно пропали. Но
это не обязательно означает, что убийство — дело рук Лоули. Мы должны
остерегаться этого ложного вывода. Может быть, Лоули — убийца, может быть, нет.
Но веду я к тому, что, если он не убивал Линка, он стал бы искать себе другую
жертву.
— Вы имеете в виду его жену?
— Да.
— Но… Я не понимаю…
— Для него это единственный выход. У его жены по-прежнему
оставались деньги. Были ведь и другие фонды. В случае ее смерти Лоули не
пришлось бы перед ней отчитываться. Ему не пришлось бы отчитываться и перед
Милдред Фолкнер. Смерть жены не вернула бы ему потерянных денег, но позволила
бы продолжать играть, и, что самое главное, он сохранил бы свое лицо. Для
человека такого типа, как Лоули, нет ничего важнее на свете, чем сохранить свое
лицо.
