— О да. Я виделась с ним в больнице. Меня отказались
выписывать без разрешения полиции.
Возникла неловкая пауза. Трэгг посмотрел на Мейсона, и тот
отрывисто произнес:
— Мисс Дилмейер, я боюсь, вам грозит опасность.
— Мне… опасность?
— Да. Смертельная опасность. Вам постараются помешать дать
завтра показания в суде.
— Почему вы так решили?
— Не забывайте, что уже была предпринята одна попытка
заставить вас замолчать. Тот, кто это сделал, стремился устранить вас два дня
назад.
Она рассмеялась:
— По правде говоря, я над этим всерьез не задумывалась.
— Если у кого-то двое суток назад возникло желание убить
вас, то в событиях, происшедших с того времени, я не усматриваю ничего, что
заставило бы его изменить свое решение.
Эстер затушила сигарету о деревянный подлокотник кресла и
заметила:
— Кажется, вас это беспокоит больше, чем меня.
— Может быть, и так. Это потому, что в моем представлении
человек, пославший вам конфеты, и человек, убивший Линка, — одно и то же лицо.
— О! — Она вскинула брови. — По-моему, это блестящая мысль!
— В нашем распоряжении есть несколько улик, позволяющих
прийти к такому выводу. Не знаю, рассказывал ли вам о них лейтенант Трэгг.
— Нет, не рассказывал, — вставил Трэгг.
— Начнем с того, — принялся рассуждать Мейсон, в то время
как Эстер Дилмейер зажгла спичку и поднесла ее к кончику сигареты, — что адрес
на посылке был отпечатан на машинке из кабинета Линка в «Золотом роге».
Быстро и нервно махнув рукой несколько раз, она потушила
спичку. По ее глазам было заметно, что его заявление было для нее своего рода
шоком.
— Интересно, а каким образом это вообще можно установить, —
спросила она, — если, конечно, кто-нибудь не видел своими глазами, как эта
бумага печаталась?
— Большинство людей и не подозревают, что печатный текст,
пожалуй, еще более индивидуален, чем почерк человека. Любая печатная машинка,
бывшая в использовании хоть какое-то, пусть даже очень короткое, время, имеет
свои отличительные особенности. Скажем, буквы пропечатываются на разном уровне.
Специалист, сличая два текста, может с абсолютной точностью установить,
печатались они на одной машинке или на разных.
— Вот как, — заметила Эстер Дилмейер, — кто бы мог подумать.
— Это одно, — продолжал Мейсон. — Другое заключается в том,
что бумага была взята из того же кабинета, кабинета Линка.
— А это откуда известно?
— Виды бумаги тоже различаются. Тут и содержание несортовой
древесины, и вес, и химический состав, и торговая марка. Торговую марку,
кстати, обычно наносят прямо на бумагу в виде водяных знаков.
— Что-нибудь еще? — поинтересовалась она.
— Этикетка с адресом была наклеена на оберточную бумагу.
Клей по составу совпадает с тем, которым пользуются в «Золотом роге», и, что
важнее всего, он успел так основательно застыть, что в полиции смогли
установить следующее: этикетка с адресом была наклеена по крайней мере за двое
суток до отправления посылки.
— Ну и ну, — улыбнулась она. — Получается, что полицейские
гораздо хитрее, чем я, например, могла бы подумать.
— Гораздо хитрее, — сухо согласился Мейсон.
— Есть еще что-нибудь?
— Да. Примите во внимание, что этикетка с адресом была
подготовлена больше чем за двое суток до посылки вам этой коробки конфет.
Теперь, вы работали на кондитерской фабрике. Вы имеете некоторое представление
о том, как следует обращаться с шоколадными конфетами, чтобы по ним было
совершенно незаметно, что их, скажем, надламывали или протыкали.
— Да, в этом я кое-что понимаю. В общем-то, это совсем не
трудно, если у вас есть навык, но у новичка ничего не выйдет, можете мне
поверить.
— Также примите во внимание, что карточка, обнаруженная
вместе с конфетами, была ранее вложена в коробку с орхидеями, которую вам
послала мисс Фолкнер.
— Да, это была либо она, либо ее точная копия, — сказала
Эстер Дилмейер, избегая смотреть в сторону Милдред.
— Я от души надеюсь, — рассмеялась Милдред, — что вы не
думаете, будто это я вернулась и послала вам конфеты с другой карточкой.
Эстер Дилмейер упорно не поднимала на нее глаз.
— Я просто отвечаю на вопросы, чтобы мы могли во всем
разобраться, — сказала она Перри Мейсону.
Улыбка замерла на губах Милдред Фолкнер.
— Значит, вы в самом деле считаете, что это я послала вам те
конфеты? — спросила она.
— Мне хочется одного — самой жить спокойно и другим не
мешать, — сказала Эстер и посмотрела ей в лицо. — Я не хочу обвинять кого-то
или делать намеки, но, как бы там ни было, почерк на карточке был очень похож
на ваш.
— Господи, да я никогда бы…
— Спокойнее, мисс Фолкнер, — остановил ее Мейсон. — Прежде
чем мы начнем искать того, кто послал конфеты, давайте проследим за фактами еще
немного. Итак, мисс Дилмейер, когда вы получили конфеты и прочли приложенную к
ним карточку, вы совершенно успокоились. Верно?
— Ну да, естественно. Я разговаривала с мисс Фолкнер, нашла
ее очаровательной, она отнеслась ко мне сочувственно… хотя у нее и были
основания относиться ко мне иначе, если бы она оказалась… ну, ограниченной во
взгляде на некоторые вещи и решила бы обвинить меня в том, в чем я совершенно
не виновата.
— Понятно. Но эта, последняя возможность не пришла вам в
голову, когда вы получили конфеты?
— Нет. Тогда она казалась мне просто очень славным
человеком. Она собиралась дать мне работу, поэтому я чувствовала к ней
расположение и… ну, преданность, если хотите.
— Что ж, давайте подведем некоторый итог… Человек, пославший
вам отравленные конфеты, во-первых, имел доступ практически во все помещения и
кабинеты «Золотого рога», мог воспользоваться пишущей машинкой мистера Линка,
открыть ящик его стола, взять его бумагу, клей. Во-вторых, знал немного о том,
как служба доставки управляется с посылками, попадающими к ним в час пик; и
в-третьих, мог достать карточку, присланную с орхидеями, и успеть положить ее в
коробку с конфетами. Речь идет об интервале в тридцать минут. Это требует
известной расторопности.
— Если только… — начала было Эстер Дилмейер и тут же
замолчала.
— Если только что?
— Если только конфеты послала не мисс Фолкнер. Потому что в
этом случае в ее распоряжении были бы две карточки, и… и… ну и все.
