Пашка… Что же ты наделал, сукин сын… Я ведь любила тебя…
Лю-би-ла… В последнюю ночь перед командировкой Пашка был по-особому нежен со
мной. Мне было так хорошо в его объятиях, что не хотелось вставать. В душ я не
пошла… Среди ночи меня разбудил богатырский храп. «Силен мужик», –
подумала я и тихонько толкнула Пашку в бок. Я всегда так делала – не слушать же
до утра мощные рулады… После командировки Пашка обещал сходить к врачу. От
кого-то я слышала, что от храпа избавляют с помощью операции. Подсекают
какую-то уздечку – и нет проблем… Теперь операция ему ни к чему. Мертвые не
храпят…
Пашка мертв, я чувствую это. Кто-то убил его и стащил
дипломат с деньгами. А потом хотели убить меня. Но зачем? Зачем?
Дверца огромного платяного шкафа с грохотом поползла в
сторону. Вскрикнув от ужаса, я вскочила и крест-накрест прижала руки к груди,
словно хотела защититься.
– Да не ори ты так, ребенка разбудишь, – прозвучал
знакомый голос.
Это был Эдик.
– Что ты переполох поднимаешь? – сказал он и подошел ко
мне.
Но я и не думала поднимать переполох. Бросившись к нему на
шею, я заревела.
– Перестань, Катька, сырость разводить. Смотри, пацанчик уже
завозился…
Я замолчала и, взглянув на Саньку, быстро заговорила:
– Эти сволочи обещали убить меня и сына. Они хотят закопать
нас в могилу, живьем… Из-за них убили моего Пашку. Мне нужно отсюда сбежать.
Они запретили выходить нам из комнаты. Сказали, что ребенка можно выгуливать
только на балконе… Это звери, настоящие звери… Но и ты тоже хорош! Ты почему,
засранец, не соизволил пустую бутылку из-под виски выкинуть?! Попировал, гад
ползучий, а за собой не убрал! Ты что, меня подставить решил?!
– Прости, Катя, захмелел, – потупился Эдик. –
Вискарь в голову дал, аж память отшибло…
– Память! Из-за тебя мне пришлось все рассказать! Из-за тебя
меня чуть не пристрелили!
Замолчав, я посмотрела на открытый шкаф и, выпучив глаза,
спросила:
– А ты каким образом попал сюда?
– Шел, шел и пришел. Еще днем я вычислил, где ты живешь: на
балконе полотенце и детские плавки сушатся. Дальше – дело техники. На мое
счастье, внизу никого не было. Я поднялся и открыл номер. Замки здесь – смех
один, пальцем можно сковырнуть.
– Господи, да откуда ты взялся на мою голову?! – в
сердцах простонала я. – Какого черта ты ко мне привязался? У меня своих
проблем по горло, так ты еще доставляешь мне неприятности! Послушай, будь
другом – смойся, а? Смойся отсюда, чтобы я никогда больше тебя не видела!
– Ты сама не знаешь, что говоришь. В сложившейся ситуации мы
нужны друг другу. Нам нужно держаться вместе. Где твой муж?
– Не имею представления. Скорее всего его убили, а дипломат
с бабками похитили.
– Все понятно. Твой благоверный кинул братву. Да, теперь я
не сомневаюсь, что тебя действительно закопают в каком-нибудь уединенном месте.
Да и ребенка тоже.
– Паша не мог нас кинуть, – всхлипнула я, – не
мог. Он не такой!
– Это уже не важно. Важно выбраться отсюда. – Эдик
улыбнулся и слегка приобнял меня за плечи.
Отстранившись, я прикусила губу.
– Что ж ты до сих пор здесь торчишь?
– Я ждал тебя. Хотя у меня были шансы скрыться. Правда,
после того как ты рассказала Лютому, как я сюда попал, машины будут шерстить –
будь здоров. Надо поискать другой способ.
– Так что же ты все-таки не скрылся?
– Катенька, не мог же я сделать ноги, не прихватив твой телефончик! –
весело рассмеялся Эдик.
– Придурок ты, вот кто! – разозлилась я и принялась
нервно ходить по комнате. – Да, нам необходимо выбраться отсюда, но как?
Из этой тюрьмы сбежать невозможно! На каждом шагу видеокамеры, собаки,
охранники. Кремль, наверное, так не охраняют!
– Если серьезно, Катя, я кое-что придумал. В общем, я пришел
за тобой. Я понял, что у тебя проблемы. Я видел тебя заплаканную, видел, как
тебя увозили, как ты приехала на чужом джипе и побежала искать пахана. Я не мог
оставить тебя одну. Собирай сына. Нельзя медлить ни минуты. Утром будет поздно.
– О чем ты говоришь? – удивилась я.
– Я нашел мертвую зону. Короче, это такое место в заборе,
которое не просматривается видеокамерой. Я сделал там подкоп. Только до забора
придется ползти. Если мы пойдем в полный рост, нас сразу засекут. Собирайся,
Катюша, пока внизу никого нет.
Покрывшись красными пятнами от волнения, я подбежала к
Саньке и стала его тормошить.
– Санечка, сыночек, просыпайся. Просыпайся, дорогой. Мы
поедем домой, – бессвязно бормотала я, натягивая на сына вельветовые
джинсики.
– Мама, я сам! – не открывая глаз, возмутился Санька.
Через пять минут мы вышли из коттеджа.
Внизу опять никого не было. Полусонный Санька молча прижимал
к себе потертого плюшевого зайца, которого везде таскал с собой. Похоже,
присутствие незнакомого мужчины его не смущало, а может, он просто еще не
разобрал, что к чему.
Пустынные дорожки были хорошо освещены.
– Главное – дойти до леса, – тихо шепнул мне
Эдик. – А там как-нибудь проберемся. До дыры – всего ничего.
В лесу я почувствовала себя намного увереннее. Зря Лютый
хвастался своей крутостью. «Приставлю к тебе своих людей… Будешь под конвоем в
туалет ходить…» Ха, видали мы таких! Представляю, как вытянется его лицо, если
нам удастся сбежать!
– Катя, ложись на землю, дальше будем продвигаться
ползком, – приказал Эдик.
– Ползком? – оживился Санька. – Вот здорово! Это я
умею. Смотри, дядя, так? – Задрав кверху обтянутую джинсиками попку,
Санька пополз вслед за Эдуардом. Я – за ним.
Подкоп показался мне совсем маленьким. Санька, может, и
пролезет, а вот мы с Эдиком – нет. Однако, как ни странно, вскоре мы оказались
за территорией поселка. Все втроем.
Сев на землю, я обняла сына и тихонько всхлипнула. Эдик
погрозил мне пальцем и стал закидывать подкоп землей.
– Какого черта ты это делаешь?
– На всякий случай. Как-то не хочется сразу же попасть в
жаркие объятия твоих товарищей.
– Это не мои товарищи! – разозлилась я и моментально
успокоилась.
– А чьи же еще? Мои, что ли? – усмехнулся Эдик.
– Это товарищи моего мужа. Хотя какие они ему товарищи…
Небось сами перерезали ему горло в темном углу.
Услышав мои слова, Санька насторожился.
– Мама, а где папа? – спросил он.
