Он понял, что только что вроде бы пошутил над самим собой, и обрадовался. Раз он еще способен к иронии, значит, не все потеряно. Только бы добраться до дома, до Москвы-столицы, трижды родимой и трижды проклятой. Там он отыщет торговых агентов, тех, что продавали хабар, добытый им в Зоне, у них хранятся его деньги, довольно много денег, он не помнил точно сколько, но твердо знал, что немало. Адреса он не забыл, а уж там он до них и на костылях как-нибудь доберется. С деньгами можно и ноги вылечить, были бы они только, деньги. Комната в коммуналке на Третьей Парковой осталась за ним, соседи платят, деньги он передавал регулярно через тех же агентов-посредников, так что с жильем особых проблем быть не должно. Так что ошибаетесь, граждане-господа, не был сталкер Берет бомжем и не будет. Разве что временно, а это можно и потерпеть. Оставалось только добраться до Москвы, пусть на перекладных, но добраться. А не было еще такого места, куда Берет не мог добраться в любом состоянии. И выбраться тоже. Из Зоны и то выбрался!
Прибежал запыхавшийся Остапенко с костылями. Конопатая рожа его сияла, словно солдатик совершил невесть какой подвиг.
– Вот, – отрапортовал он, – прихватизировал согласно приказу. Ох и орала она, товарищ лейтенант, чуть не оглох, а у меня, между прочим, слух…
– Вставай, капитан, – не обращая внимания на явно неуставной доклад солдатика, сказал лейтенант. – Поднимайся давай, скоро твоя электричка. Вот, держи, тебе на дорогу.
И сунул за пазуху сталкеру теплый кулек с вареной картошкой и четвертинку.
– Спасибо, лейтенант. – Берет с трудом поднялся, опираясь на костыли, и сделал шаг. Ноги были нехорошие, не свои, но идти все-таки можно. Не идти – ковылять. «Ковыляй потихонечку…» Забыл, как там дальше… Значит, не все потеряно, не напрочь парализовало, какие-то нервы все-таки работали, передавали импульсы, пусть неправильно, нечетко, но работали…
Сталкер не знал, что будь на его месте обычный человек, хотя бы тот же лейтенант, тому не удалось бы и с места сдвинуться. Зона, искалечившая его, в утешение одарила способностью к регенерации. Слабенькой, не такой, как у истинных чернобыльских тварей, но обычным людям и этого не дано.
– Ладно, чего уж там, – смутился лейтенант. – Хотя не дай бог оказаться на твоем месте… Лучше уж сразу насмерть… Неспокойно в стране, капитан, такие вот дела. Не спрашиваю, как ты здесь очутился и зачем, только езжай-ка ты домой, вон твоя электричка подходит. Доберешься до Брянска, а там суток за трое, глядишь, и до Первопрестольной. Остапенко, Кривчук, помогите капитану!
Солдаты ловко подхватили сталкера под руки и вместе с костылями вбросили в тамбур. Берет оперся на костыли, косо шагнул в вагон и рухнул на деревянную скамейку. Электричка дернулась, в ее изношенных потрохах что-то болезненно залязгало, за мутным стеклом поплыл перрон с бабками и названием станции «О. П. Горожанка», какая-то полуразрушенная башня, наверное, водокачка, потом потянулись потемневшие от непогоды хибары, тоскливые стеганки картофельных посадок, и, наконец, полустанок остался позади. Сталкер был в России, каким-то невероятным образом перемахнув через охраняемый периметр Зоны Отчуждения и границу с самостийной Украиной. Смутно вспоминался Звонарь, склонившийся над ним там, в Зоне. Значит, он все-таки не умер, сталкер-музыкант! А даже если умер? Выходит, настоящему сталкеру смерть не помеха! Ай да Звонарь!
«Вот зараза, – подумал, возвращаясь к действительности, сталкер, – теперь и поссать проблема, не говоря уже обо всем остальном. Ну, ничего, придется привыкать…»
Он вытащил зубами пробку, глотнул и заел самогонку еще горячей вареной картофелиной. Стало тепло, захотелось спать, и он закрыл глаза. Он возвращался домой, не зная, что несет в себе осколок Зоны Отчуждения, со временем он это поймет, а сейчас он дремал, и ему виделась рыжая чернобыльская ведьма Ночка со своим дельтапланом. «Хорошо бы, чтоб она выжила», – подумал он, потом убедил себя, что рыжая ведьма непременно выжила, и уснул по-настоящему.
Берет. Дорога бедных
Тот не знает России, кто не пересекал ее просторы на электричках или попутных машинах. Кто не ночевал на богом забытых полустанках, согреваясь глотком паленой водки или самогонки, полученной в уплату за вскопанный огород, поленницу наколотых дров или разгруженную фуру, кто не вкладывал персты в ее раны и не отчаивался от бессилия исцелить их.
Электричка дергалась, шипела, как чудовищная грязно-зеленая змея, лязгала чугунными позвонками, останавливаясь у каждого столба, тяжело вздыхала раззявленными тамбурами, заглатывая и выхаркивая пассажиров на перроны провинции. И все-таки поезд выполнял свое предназначение – преодолевал пространства России. И хотя в Брянске пришлось пересаживаться на электричку до Воронежа, казалось, что состав прежний, поезд тот же самый, так же громыхает расхлябанными дверьми, воняет застарелым табачным духом и аммиаком, единый в тысячах ипостасей, российский поезд бедных.
Если у тебя нет ни билета, ни денег, чтобы купить его или хотя бы дать контролерам на лапу, если ты болен или увечен, то одному тебе в дороге придется нелегко. Поэтому найди спутника или пусть он найдет тебя. Двое – это уже ватага, когда надо – осторожная до трусости, когда надо – наглая до дерзости. Вы не станете друзьями, не обменяетесь адресами, когда совместный путь закончится, хотя бы потому, что ни он, ни ты не склонны распространяться о прошлом и загадывать на будущее. Да и постоянных адресов у вас может и не быть. Но пока вы в дороге – вы делитесь последним, вы стоите друг за друга стеной, вы – ватага.
Попутчик был опрятен, коротко стрижен, по-военному подтянут.
– Служил? – спросил он, деловито располагаясь на лавке напротив. Запах, исходивший от сталкера, его, похоже, совершенно не смущал. Типа, такое ли нюхали, и ничего, живы.
Берет кивнул, намереваясь снова уснуть. За грязными стеклами смеркалось, зарядил мелкий дождь, расчерчивая проплывающий пейзаж косыми линиями. Обыкновенный дождь, не кислотный и не радиоактивный. Ну разве что чуть-чуть. Хорошо спится под такой дождь.
– Куда правишь, земляк? – не унимался попутчик.
– В Москву, – неохотно ответил Берет, с трудом выдираясь из теплого сна. Вообще-то он не намеревался сообщать первому встречному, куда и зачем он едет, но вышло как-то само собой.
– А что в Москве?
– Дом, – коротко ответил Берет.
– А я в Североморск, – сообщил попутчик. – Я там прапором служил, пока из армии не поперли.
– Тоже домой? – спросил Берет.
– Ну… вроде того, – неопределенно протянул попутчик. – Может быть, и домой, да… К какой-нибудь разведенке под бок подкачусь, вот тебе и стол, и дом.
Помолчали, попутчик вышел в тамбур покурить, оставил на лавке брезентовый мешок с пожитками – доверие обозначил, стало быть, – потом вернулся и сообщил:
– Я тут прикинул хрен к носу, все равно ведь Москвы не миновать, так что, пока суд да дело, будем держаться вместе, а то в дороге всякое случается, да и ты, браток, уж извини, инвалид. А мы как-никак люди военные, то есть свои. Вдвоем веселей, а потом, тут знаешь какие твари попадаются, особенно в ночных поездах!