Самолет плавно коснулся полосы. Пробег, короткое выруливание и затихающий рев двигателей. Прибыли. Советский Союз…
Пытавшиеся сопровождать их толстенькие кургузые истребители наконец-то появились над аэродромом и тоже начали заходить на посадку.
– Что там, Николай? – спросил Антон, продолжая наблюдать за суетой на аэродроме.
«Солдатиков понагнали. Ничего о нашем прибытии не знают, что ли? Надеюсь, разберутся. Что-то мне в подвале НКВД оказаться вовсе не хочется». – Мысли текли заторможенно, как всегда после напряженной работы.
Зато время словно ускорилось. Если при посадке он успевал на секунду заметить десяток показаний приборов, отреагировать на них, да еще и проследить за окружающим, то теперь Антон не успел заметить, откуда вынырнул странный «джип». Подъехавший к уже оцепленному самолету автомобильчик почему-то навевал воспоминания о деревне, старинных военных фильмах и о чем-то таком забытом за суетой дней, но оставшемся в памяти неуловимым отпечатком былого.
– «Бантам»! – удивленно воскликнул борттехник и тут же отсоединился от СПУ.
– Что еще за «бантам»? – удивленно спросил Антон. Ответил штурман, разделявший хобби «бортача». – Первый в мире серийный военный «джип» – американский «бантам». Непонятно, откуда он здесь появился. Их только в прошлом году американцы выпускать начали.
– Понятно. – На разговоры не оставалось времени, из «джипа» уже вышел кто-то, судя по повадкам, как минимум генеральского звания. Куделько сбросил гарнитуру, на ходу пригладил растрепавшиеся волосы и прошел к люку. Вслед за ним поднялся со своего места Родригес.
– Кто вы? – Судя по тому, что кричавший повторил эти слова на английском, причем с явным акцентом, а потом, кажется, по-турецки, принимающая сторона об их прибытии уведомлена не была. Антон даже не успел высказать все, что он об этом думает, «представителю заказчика». Родригес, ничуть не смущенный обстановкой, высунулся из люка и прокричал, не обращая внимания на взявшее винтовки наизготовку оцепление:
– Мы выполняем специальное задание! Прошу подняться на борт представителя командования или особого отдела!
Генерал (по крайней мере, так решил по его поведению Антон), стоявший у машины и разглядывавший самолет с невозмутимым видом, повернулся к стоящим за ним офицерам. Один из них, поправив для чего-то фуражку, вышел вперед и осторожно подошел к трапу. Посмотрел на выглядывавших из люка гостей, неожиданно усмехнулся и несколько неуклюже с непривычки полез по металлическим ступеням вверх.
Разговаривали Родригес и местный «чекист» недолго. Пробрались в хвост, поближе к аппарели, где было свободней, несколько минут о чем-то тихо беседовали, после чего посерьезневший особист быстро спустился вниз и еще с десяток минут беседовал с начальником.
– Ну и чего? – спросил Мыкола-одессит, криво ухмыляясь. – Они таки не могут решить в какой из лагерей нас посадить, чи шо?
– Не доведет тебя язык до добра, – осадил шутника Мыкола-президент. – Тут тебе не Африка, мигом по статье загремишь.
– Да? А на хрена мы тогда сюда приперлись? – не остался в долгу Бронштейн.
– А ты предпочитаешь в Африке у какого-нибудь Иди Амина
[26]
личным извозчиком работать? – неожиданно вмешался в разговор борттехник. Бронштейн молча отрицательно покачал головой.
Впрочем, их сомнения разрешились неожиданно быстро. Экипажу предложили отдохнуть в неплохом домике, похоже, специальной генеральской гостинице. Родригес куда-то уехал вместе с местным «молчи-молчи»
[27]
и появился только к вечеру. Коротко сообщил, что топливо для них доставят через сутки, а пока можно отдыхать. Их самолет с грузом ждут в Казани. Позднее будет еще один перелет, в Москву. Там с ними хотят побеседовать и предложить дальнейшее сотрудничество.
И они решили отдыхать. Кормили в летной столовой неплохо, охранявшие их бойцы за несколько пачек сигарет притащили вкусного виноградного вина, никто из начальства не появлялся. Так что сутки можно было расслабляться, чтобы не думать о возможном будущем…
Тересполь. Пограничный переход.
Филипп Блэк, корреспондент «CNN»
Фил Блэк стоял на обочине дороги и смотрел, как его оператор снимает идущих колонной поляков. В своей потрепанной униформе образца прошлого века они выглядели толпой статистов на съемках очередного фильма польского режиссера, снявшего недавно фильм якобы о случившемся с ними событии. Фильм, который теперь придется положить на самую дальнюю полку и забыть, как будто его никогда не было. Очередной раз он увидел, под каким слоем грязи скрывается порой правда.
С пеленок каждому американцу внушали, что развалившийся в девяносто первом году Советский Союз был непримиримым врагом цивилизации, что Сталин – кровавый диктатор, что в СССР все жители жили в нищете, лишениях и страхе перед всемогущей госбезопасностью и только и мечтали как сбежать на демократический Запад. И одной из составляющих мрачного образа русских коммунистов был незаконный расстрел двадцати тысяч поляков, виновных только в том, что они защищали свою страну от вторгнувшихся в нее коммунистов, сговорившихся с нацистами. На самом же деле оказалось все по-другому – веселые люди, маленькие пивные и рюмочные, старомодные, но неплохие гостиницы, пусть и с удобствами на этаже, и столь же старомодные, но роскошные, не уступающие американским рестораны, беспрепятственно гуляющие по улицам туристы из будущего, пионеры и очень мало милиции на улицах. Мистер Блэк не увидел ничего из того, что ожидал увидеть – ни расстрелов, ни облав, ни судилищ, ни страшной нищеты пополам с убожеством. Да, жизнь здесь была намного более бедной и простой, чем в остальном мире. Но ведь остальной мир был впереди на целых семьдесят лет. Советские русские были просто людьми, они были такими же, как жители Соединенных Штатов. Они просто хотели, чтобы им не мешали жить и работать на своей земле. Только один русский, за те несколько дней, пока Фил был в России, сказал, что ненавидит Америку за интервенцию во время Гражданской войны. Остальные сразу же начали стыдить его, напоминая, что во всем виноваты капиталисты, а не американский народ. И Фил видел, что это было искренне.
Но самым большим потрясением стало все же посещение лагеря военнопленных поляков. Того самого, около Смоленска, неподалеку от печально знаменитой Катыни. Того, который должен был давно опустеть, а на самом деле был населен выглядевшими вполне здоровыми, нисколько не истощенными и не забитыми людьми, которые собирались возвращаться на родину. Целыми и невредимыми! Причем поляки охотно вступали в разговоры с приглашенными русскими иностранными корреспондентами, ничуть не опасаясь репрессий «кровавой гэбни» за это.
Фил встрепенулся, заметив стоящего неподалеку и явно следящего за колонной человека в мундире. Если Блэку не показалось, фуражка выдавала принадлежность наблюдателя именно к той самой «gebnya». Он дал знак оператору и решительно направился к аборигену, на ходу начав репортаж:
