– Два, – твердо ответил Йоська. – Мой берите. Пусть папка порет.
Он подумал и добавил:
– А может, и не выпорет. Сам подойду и скажу, что дал покататься! И что потом давать буду. Вень, если сломается, починить поможешь?
– А то ж, – согласился Венька. – Только в августе не ломай. Я до Москвы поеду. К внуку…
Ленинградская область, пос. Сясьстрой.
Аркадий Ильич Костицын, учитель
Звонок в дверь. Начинаем считать. Второй. Третий. К нему.
Аркадий Ильич отложил книгу, снял очки и, тяжело поднявшись из кресла, вышел в коридор. Раз три звонка, никто из соседей дверь открыть не удосужится. Они так не со зла – когда приходят к Анастасии Ивановне, открывать выскакивает вся квартира. Старушке слишком трудно ходить. А Аркадий Ильич еще не так уж стар, хотя прихрамывает немножко – память о немецком осколке в империалистическую. Да и ощущает себя стариком только летом, когда кончаются школьные занятия. Все остальное время дети не оставляют времени на выискивание болячек…
За дверью стояли трое. В хорошо знакомой форме.
– Лейтенант милиции Перовский, – представился высокий, предъявляя удостоверение. – Аркадий Ильич Костицын?
– Коля, – удивился Аркадий Ильич, – ты что?
Не мог же Николай Перовский забыть своего учителя. Десять лет – срок небольшой. А Мурат Ильязов выпустился лет пять назад. Нет, шесть. Такой непоседливый мальчишка, но учился хорошо. А теперь в милиции… Но почему? Коля же в Ленинград уезжал, учиться. Или…
– Вы за мной? – побледнел Аркадий Ильич. – Я сейчас, соберусь.
– Аркадий Ильич, – ощутимо смутился Перовский, – пожалуйста, не нервничайте! Мы совершенно по другому вопросу. Консультация ваша нужна. Просто на службе обязаны представляться по форме! Разрешите войти? Или так и будем на всю квартиру кричать?
Перовский неодобрительно окинул взглядом вид, открывающийся из-за плеча старого учителя. Щелястый пол, закопченный в паре мест потолок, непонятного происхождения потеки на стенах. Аркадию Ильичу вдруг стало очень стыдно.
– Конечно, конечно… Проходите… – он посторонился, пропуская гостей, и опустил защелку, – в мою комнату, если не возражаете. Коля, Мурат, вы же знаете.
Вслед за гостями прошел в свою каморку. Она всяко чище и опрятнее общего коридора. Мало ли что, и дети, бывает, забегают, и выпускники. Хоть и лето… Сел в свое кресло. Николай и незнакомый устроились на стульях, Мурат остался стоять возле двери. Перовский бросил на подчиненного короткий взгляд. Ильязов развел руками, потом вышел из комнаты и вернулся с табуреткой.
– Аркадий Ильич, – начал капитан, когда Мурат наконец устроился, – у нас несколько необычное дело. Но важное. Вот товарищ Семенов специально из Ленинграда приехал.
– Евгений, – представился товарищ Семенов. – Скажите, Аркадий Ильич, у вас учится такой Алферов Жорес Иванович?
Костицын от неожиданности не сразу сообразил, о ком говорит ленинградец.
– Жорик? Конечно! – вспомнил Аркадий Ильич и встревоженно добавил: – Но что такого мог натворить одиннадцатилетний мальчик, чтобы им заинтересовались в НКВД?
– Ничего страшного не совершил, – успокоил учителя Евгений. – И не совершит. Зато хорошего может сделать много. Скажите, что вы думаете о способностях мальчика?
Костицын расцвел:
– Жорик талантлив! Просто талантлив. Конечно, он еще в четвертом классе, рано судить, но у мальчика великое будущее! К сожалению, я не могу уделять таким ребятам столько времени, сколько они заслуживают, но тем не менее… Представляете, я возил их в Ленинград, на олимпиаду по математике! Она проводилась для шестых классов, так они ее выиграли!
О своих воспитанниках Аркадий Ильич мог говорить бесконечно. Но Семенов прервал восторженную речь учителя:
– Кто «они»?
– Ну как же! Жорик и Олежка Свирский! Такие ребята – огромная редкость! Даже в Ленинграде единицы! А тут сразу двое в крохотном Сясьстрое! В одном классе! Четвероклассники решили больше задач, чем ученики шестых классов, а там были лучшие из лучших! Олежка – первый, а Жорик отстал совсем чуть-чуть.
– Минуточку! – Евгений поднял руку. – Вы хотите сказать, что у вас есть ученик способнее Жореса Алферова?
Аркадий Ильич удивленно посмотрел на гостя:
– Никто вам не скажет, кто из ребят способнее. Нет таких технологий. На олимпиаде оба решили все задачи. Но Олег сумел найти очень красивое решение. Вот смотрите, – учитель потянулся за карандашом и бумагой.
– Аркадий Ильич, не надо! – предупреждающе поднял руку Перовский. – Давайте я объясню, в чем дело, а потом…
Дверь открылась. Антонина Семеновна оглядела присутствующих и радостно улыбнулась:
– Муратик! Коленька! Как я рада! А вас я не припомню, – это уже Евгению. – Вы в каком году выпускались?
– Евгений. Я не имел счастья учиться у вашего мужа. Уже жалею. Приехал из Ленинграда. По делу.
– Аркадий! – укоризненно покачала головой Антонина Семеновна. – Хоть бы чаем гостей угостил! Товарищ вообще с дороги! Одну минуту, сейчас я вас накормлю!
– Не беспо… – произнес Семенов в уже закрытую дверь, проводил взглядом Мурата, умчавшегося помогать хозяйке, и развел руками. – Что ты будешь делать… Ладно, вернемся к делу. Аркадий Ильич, вы знаете, что наша страна перенеслась в будущее?
– Да, – ответил Костицын, – хотя совершенно не понимаю физики процесса.
– Ее не понимают, насколько мне известно, и лучшие ученые мира. Не только советские, но и зарубежные. Однако дело в другом. Кроме многочисленных трудностей, у нашей страны появилась уникальная возможность. Мы знаем, кто из советских людей сумел стать великими учеными, и можем создать им наилучшие условия для развития своего таланта.
У Аркадия Ильича перехватило дыхание:
– Мои ребята…
– Жорес Иванович Алферов, величайший физик, лауреат Ленинской и Нобелевской премий, академик…
– Только Жорик? А Олежка?..
– Не знаю, – смутился ленинградец. – Мы, конечно, запросим все данные. Но в науке он следа не оставил. Мог заняться чем-то другим, а скорее всего, погиб.
– Как? – встревоженный учитель начал подниматься со стула, комкая нервно сжатой ладонью скатерть.
– В той истории была война, – поспешил объяснить Семенов. – Страшная война, от которой нас спас катаклизм. Немцы дошли до Москвы и Сталинграда. Ленинград три года был в блокаде. Огромное число жертв. Умирали от пуль, снарядов… от голода, как в Поволжье. Мало ли что могло произойти с ребенком в той мясорубке…
– Боже мой… – пустым голосом сказал Костицын, неуклюже садясь обратно. – Но…
– Аркадий Ильич! – вмешался Перовский. – Этого всего не будет. Теперь не будет.
