Интересно, кому это вдруг понадобилось убивать хакера? Не проще ли было взять парня под колпак? И проследить за его дальнейшими похождениями. Куда он еще сунет свой длинный нос?… В оперативном смысле это представлялось гораздо более умным поведением, чем такое вот, на первый взгляд, беспричинное убийство…
И тут граф вдруг понял, что Медведя уничтожили практически на его глазах с одной-единственной целью – доступно продемонстрировать ему, Василию Илларионычу Толстому, что о его связях с хакером известно не только ему одному.
Это была весьма и весьма неприятная догадка.
Интересно, кто же в таком случае грохнул Медведя-Кузнеца?…
Могли это сделать враги?… Еще как могли! Чтобы вызвать у министра безопасности чувство небезопасности.
Но то же самое могли сделать и друзья. Чтобы навеки заткнуть рот хакеру. В результате он не сможет ничего рассказать не только Толстому, но и о Толстом…
Нет, обо всем случившемся следовало очень основательно поразмыслить. Немедленно, не откладывая это дело в долгий ящик!
Он свернул бороду, положил ее в бардачок, снял с головы кепку, бросил ее на соседнее сиденье и рванул машину в зимнее небо.
И просто всем существом своим, всеми печенками, всеми фибрами своей души почувствовал, что за ним уже следят.
Глава девятая
Вернувшись в родное министерство, он первым делом отправил фальшивую бороду в утилизатор. А потом сел за стол и, велев Охлябинину напрочь отрезать его от внешнего мира, просмотрел содержимое полученного от Медведя кристалла, после чего погрузился в глубокие размышления.
Граф Василий Илларионович Толстой был осторожным политиком, не склонным к бесшабашному героизму, но кроме осторожности он обладал неплохим оперативным нюхом.
И сейчас интуиция совершенно определенно подсказывала, что времени у него немного и излишняя осторожность смерти подобна.
Задание императора должно перевернуть всю его жизнь – это министр тоже чувствовал.
Похоже, наступала пора, когда или грудь в крестах, или голова в кустах. Всякому политику известно, что иногда бывают подобные моменты, и тут самое главное – должным образом соответствовать им. Над ситуационной воронкой редко кто властен, одно спасение – вовремя проскочить узкое горлышко, не будучи задавленным врагами, друзьями и обстоятельствами. А то, что впереди именно ситуационная воронка, что события станут решающими и вот-вот понесутся вскачь – такой вывод интуиция графу тоже подсказала.
После этого по закрытому каналу и с должным информационным прикрытием (якобы министерству безопасности потребовался срочный отчет о «росомахах», пребывающих на Алтае, где недавно произошли мелкие социальные беспорядки) он связался со своим человеком, давным-давно внедренным в штаб РОСОГБАК (все-таки предусмотрителен оказался граф Толстой, ох как предусмотрителен!), и дал ему чрезвычайно срочное задание.
Потом он включил сетевого и велел отыскать все материалы, находящиеся в ведомственном архиве и связанные с оперативной работой, которую штатные и нештатные сотрудники министерства вели когда-нибудь с конкретными «росомахами». Весь остаток дня он изучал эти материалы, по-прежнему абсолютно недоступный никому из жаждущих делового общения с министром имперской безопасности.
Охлябинин стоял на страже, готовый подставить свою чиновничью грудь под крупнокалиберные пули чужой нетерпеливости.
Закончив анализ материалов, граф Толстой посидел еще некоторое время, размышляя. А потом стер все запрошенные файлы, включил усиленную защиту файлов со своими выводами и планами, отключил сетевого, стерев ему память, и вызвал Охлябинина.
Тот, как всегда, мгновенно возник на пороге кабинета:
– Слушаю, Василий Илларионыч!
– Вот что, Иван Мстиславович… Устал я сегодня. Государь-император сложное задание поручил… Сложное и весьма срочное… Отправлюсь-ка я, пожалуй, домой, с твоего позволения.
Заместитель соорудил на физиономии понимающее выражение:
– Конечно, господин министр!
– Что это ты так официально, Иван Мстиславович? – Толстой усмехнулся. – Тоже, наверное, устал грудью-то широкой меня прикрывать за эти два дня. Ступай-ка и ты отдыхать!
Граф Охлябинин покачал головой:
– Да нет, мне еще кое-какие проблемы решить надо… – Он позволил себе совсем легкую усмешку. – Тоже срочные и сложные!
– Ну решай, решай. – Министр встал из-за стола и, не удержавшись, потянулся. – А я полетел.
Глава десятая
– Это был последний прыжок, – сказал Найден, придя к Осетру в очередной раз со свертком в руках. – Мы недалеко от базы «Орион». Теперь тебе придется превратиться в труп.
– Что это означает? – спросил Осетр.
Такого выражения в жаргоне «росомах» он не знал.
– То и означает… Ты же как-никак геройски погиб. И снимать тебя с борта «Победоносца» будут как погибшего. Согласно флотскому уставу. В гробу и с отдачей воинских почестей.
Так оно и случилось.
Найден попросил командира сменить полевую форму космического десантника на повседневную, проводил пустыми корабельными коридорами до медицинского отсека (здесь тоже никого не оказалось) и завел в лазаретный холодильник.
Там стояли вдоль стены два пластиковых военных гроба: закрытый и открытый.
– А там кто? – Осетр кивнул на закрытый.
– Сержант Концевой.
Сержант Концевой… Ну да, конечно. Значит, труп его на пиратской базе все-таки нашли. Хоть похоронят по-человечески. А не как с отцом… То есть с Воимиром Приданниковым.
– Одинаковая судьба. На одном задании погибли, вместе и в морге хранитесь. – Найден перекрестился. – Прости меня, господи!
Осетра чуть покоробило.
Но, с другой стороны, военному человеку не привыкать к смертям.
Вот только не станет ли известно Яне о том, чьи трупы держат в гробах? Это было бы весьма некстати!
Впрочем, подобного прокола господа флотские не допустят.
– Там приготовлен комплект документов, по которым ты отправишься с базы «Орион» на Новый Санкт-Петербург. Залезай! Некоторое время придется померзнуть, но это недолго. Встретимся в зале посадки на космовокзале. Друг с другом мы незнакомы. По крайней мере, до столицы. А там видно будет! Залезай давай!
Осетр забрался в гроб.
Документы лежали в изголовье. Осетр положил их во внутренний карман мундира.
– Готов?
– Готов! Закрывай!
Найден закрыл крышку гроба, и на Осетра обрушилась тьма.
Нечто подобное он испытал, когда его сбрасывали с борта транссистемника «Дорадо» на планету-тюрьму, но тогда не было страха, от которого сейчас засосало под ложечкой.
