– В мире загнивающего капитализма живется просто
прекрасно, только капитализм там не загнивающий, а процветающий.
Мужчина посмотрел на стоявший у дома серебристый «Мерседес»
и с интересом спросил:
– Твоя машина?
– Это мне по работе дали. А дома у меня несколько
машин.
– А как же ты на нескольких ездишь? – В голосе
мужчины послышалась злость.
– Под настроение. Какое настроение, такую машину из
гаража и выгоняю. Вообще-то я сам за рулем не люблю сидеть, у меня для этих
целей водитель есть.
– Хорошо тебе. Значит, буржуем стал.
– Да какой я буржуй?! Посмотри на меня. Разве я на него
похож?
– Еще как. Хорошо тебе.
– Да и не так уж мне хорошо. Я просто много работаю.
Кстати, как там Зина?
– Нормально. Что с ней будет-то?
– Не обижаешь?
– Если не выпросит, то не обижаю. Баба должна знать
свое место.
– Это собака должна знать свое место, а женщина-то при
чем?
– Баба она и есть та же самая собака, разве только что
не воет.
– Паша, а хочешь в кафе какое-нибудь заедем? Посидим,
выпьем, за жизнь поговорим. У меня еще есть полчаса.
– Да я как-то не одет, чтобы по кафе ходить. Послушай,
будь другом, дай мне на бутылку по старой дружбе. Если не хочешь по старой
дружбе, то, когда ты в следующий раз из своей Америки приедешь, я тебе
обязательно отдам.
– Да не нужно мне ничего отдавать. Растерянный Майкл
полез в карман, достал из него бумажник и вытащил пару стодолларовых купюр.
Обезумевший мужчина выхватил предложенные ему доллары и расплылся
в безобразной улыбке, обнажив при этом свои гнилые зубы.
– Столько хватит?
– Хватит. Ты не представляешь, как я тебе благодарен.
Век не забуду. Я тебе в следующий раз обязательно отдам.
– Да не нужно мне ничего отдавать.
В этот момент из дома вышла спившаяся женщина, от которой за
версту несло перегаром. На голове женщины была грязная, поеденная молью
косынка, а ее давно не стиранная одежда вызывала даже не жалость, а раздражение
на то, что такие, как она и ей подобные, позорят наш женский род. Пашка
бросился к женщине и замахал перед ее лицом двумя стодолларовыми купюрами:
– Зина, Зинка! Смотри, сколько у нас теперь денег!
Теперь можно бухать целый месяц!
– А кто дал тебе такие деньги? – смачно сплюнула
на землю женщина и закашлялась так, будто у нее туберкулез.
– Мишка.
– Какой еще Мишка?
– Да вот, перед тобой стоит. Он раньше в нашем доме на
втором этаже жил.
– Мишка?! – Женщина поправила свою косынку и
подозрительно посмотрела на Майкла. – Это, что ли, который в Америку
уехал?
– Точно! С которым ты раньше любовь крутила. Представь,
если бы ты тогда его, а не меня выбрала, то была бы сейчас такой же буржуйкой,
как и он.
– Здравствуй, Зина. – В голосе Майкла послышалась
неподдельная грусть.
– Мишка, ты, что ли? – брезгливо посмотрела на
него женщина. – Ты что сюда прикатил? Посмеяться над нами хочешь? Не
терпелось посмотреть, какими мы стали? А мы такие, какие есть. Мы по
американским улицам не гуляем, на лимузинах не ездим, в дорогих ресторанах не
сидим. Пожалеть нас решил, денег дал. Что-то вроде благотворительности. Так
вот, жалеть нас не нужно. Мы нормально живем, и нас все устраивает. Я с Пашкой
счастлива и ни о чем не жалею.
– Зина, не понимаю, почему ты злишься? Я просто так
приехал. Хотелось увидеть свой дом. Я и не знал, что его скоро будут сносить.
– Будут, – с гордостью ответила Зинаида. – А
нас переселят в новые просторные квартиры, где будет лоджия. Так что жизнь не
прошла даром. Будет и на нашей улице праздник. А ты катись отсюда, буржуй
хренов. Здесь тебя уже никто не ждет. Катись в свою долбаную Америку и жри
черную икру ложками. Только смотри не подавись и не сдохни от обжорства. –
На глазах женщины появились слезы.
– Зина!
– Иди к чертовой матери! Я уже знаешь сколько лет
Зина?! Не хрена на меня с такой жалостью смотреть! Может, ты приехал, чтобы
попросить моей руки и увезти меня в Америку?
– Зина, просто вы мои друзья детства, и я хотел вас
увидеть.
– Увидел?
– Увидел.
– Так теперь вали. И не думай, что я о чем-то жалею. Я
с Пашкой счастлива. А тебя я никогда не любила. Неужели ты до сих пор это не
понял? И даже когда ты вены себе резал, я в больницу к тебе не пришла. А когда
ты в Америку уезжал и мне позвонил, я не пришла тебя провожать. И теперь не
думай, что я тебе на шею брошусь. Вон, иди к своей шалаве разодетой, которая
тебя на лавочке ждет. Садись с ней в свой глазастый и катись отсюда!
– Зин, ты че пасть открываешь? Кому ты на хрен
нужна? – вмешался стоящий рядом Павел. – Кто приехал, чтобы тебя в
Америку увезти? Ты на себя в зеркало смотрела?! Ты же выглядишь на все
восемьдесят. От тебя разит, как от скотины, а твоя рожа кирпича просит. Какая
тебе Америка?! Ты че тут надумала?! Ты посмотри на него и на себя! Да он бы
даже побрезговал взять тебя за руку! Это ты раньше была Зинка-картинка, а
теперь твое время прошло. Ты че на человека накинулась?! Он же нам баксы дал.
Теперь бухать знаешь сколько можно? Ты же меня сегодня с утра пилишь, чтобы я
достал денег на бутылку.
От этих слов женщина рассвирепела еще больше и заголосила на
всю улицу:
– Да не нужны нам его чертовы баксы! Пусть он ими
подавится и проваливает ко всем чертям!!!
– Как не нужны? А на че мы бухать будем?
– Лично мне ничего от него не нужно! Я от этого
холеного козла даже копейки не возьму! Катись в свою Америку, идиот! Иди к
своей шалаве нарядной! Проваливай с нашего двора!
Не выдержав, я встала с лавочки, взяла Майкла за рукав и, не
сводя глаз с кричащей на всю улицу женщины, произнесла:
– Майкл, пойдемте. Отсюда лучше уехать, а то уже народ
собирается. Посмотрите, сколько зевак.
– Да, конечно.
Мы шли до машины под все те же крики и брань пьяной женщины.
Я не знала, что чувствовал Майкл, но могла себе это представить. Я чувствовала
жуткую неприязнь и раздражение от той нелепой ситуации, в которую мы попали.
Мне стало лучше лишь после того, как мы очутились в салоне и плотно закрыли
двери.
