Когда пришёл турок, мы с Ленкой в один голос закричали, что
мы не можем больше сидеть в этом душном подвале.
– Вы хотя бы скажите, вы связались с моим мужем? У моей
подруги плохо с сердцем. Ей нужен воздух.
– Заткнись, русская Наташа, – бросил турок и брезгливо
взял ведро. – Думаешь, мне приятно выносить за вами парашу? Вас даже ваши
мужики выкупать не хотят. Никому не нужны русские проститутки.
– Что значит выкупать не хотят?! Ты хочешь сказать, что мой
муж отказался за нас платить?! Я тебе не верю! Вы просто запросили сумму,
которой у него нет! Я же сказала, что никакой он не олигарх.
– Заткнись, а то опять получишь по морде! Когда турок ушёл
выносить ведро, я позвала
подругу и с дрожью в голосе спросила:
—Лена, ты слышала?
—Слышала, не глухая.
– Я не верю ни одному слову. Вполне возможно, что эти
выродки ведут с Артуром вполне успешные переговоры, а нас обманывают. Это такой
психологический приём есть. Они хотят, чтобы мы были тихими, подавленными и ни
на что не надеялись.
– Вероника, а ты не думаешь, что он сказал правду? –
осторожно заметила Ленка.
– Не думаю, – резко ответила я.
—Лена, я не хочу даже допускать подобной мысли. Я лучше знаю
Артура. Это тот человек, на которого всегда можно положиться в трудную минуту.
За своего мужа я отвечаю.
—Тебе виднее, – наконец-то согласилась Ленка. – Ты
всегда понимала в мужиках намного больше, чем я.
—Лен, и с чего мне такой комплимент?
—С того, что это так и есть. С тобой всю жизнь знакомились,
пытались завоевать, постоянно звали замуж, а ты меняла их, как перчатки. И
остановилась ты только на олигаторе. Очень грамотно. Если бы у меня был
подобный выбор, я бы тоже предпочла простому смертному олигатора. Знаешь, а мне
из всех твоих мужиков больше всего Виктор нравился. Уж как он тебя любил, и я
уверена, что и сейчас любит.
—Насчёт того, что сейчас любит, сомневаюсь, а что любил,
было дело.
Я закрыла глаза и предалась воспоминаниям о моём бывшем
возлюбленном. Виктор внёс в мою жизнь новые краски. Он показал, как можно
любить и прощать. Господи, сколько же крови я ему попила. А он всё терпел,
сносил все мои выходки и ничего не требовал взамен. А однажды я поняла, что он
слишком хорош для меня… Точнее, мне стало с ним скучно. Я всегда относилась к
нему как к покорённой вершине, а мне так хотелось всё новых побед и высот. Я
очень хорошо помню тот момент, когда сказала ему, что между нами всё кончено.
Мне было тяжело говорить ему об этом, и мой голос предательски дрожал. Я
чувствовала себя очень сильно перед ним виноватой. Но, к счастью, Виктор
поступил по-мужски. Он не устраивал ужасных сцен и скандалов, а просто
пристально посмотрел мне в глаза и спросил:
– Вероника, ты уверена?
– В чём? – не сразу поняла я его вопрос.
– В том, что ты хочешь расстаться?
– Ну, если говорю, значит уверена.
– Раз так, мне остаётся только тебя отпустить. Если ты нашла
другого, то я очень хочу, чтобы ты была с ним счастлива. Если нет, то я желаю
тебе найти того, кому бы ты никогда не произнесла подобных слов. Я всегда знал,
что ты меня не любишь, но я искренне надеялся, что вызову в тебе это чувство.
Извини, не получилось.
Вот так, собственно, мы и расстались. Сначала я испытала
значительное облегчение от того, что всё прошло так гладко, но потом мне
показалось, что я потеряла что-то очень важное, и это важное я не оценила …
Когда вернулся турок, мы попросили не закрывать подвальную
дверь, чтобы хоть немного поступал свежий воздух, ссылаясь на сердце. Но он
проигнорировал нашу просьбу, вновь назвав нас Наташами и русскими
проститутками.
Этой ночью Ленка так сильно стонала и просила сердечных
капель, что я испугалась за её состояние и стала громко кричать и звать на
помощь:
– Эй, кто там наверху?! У вас есть совесть или нет?! Тут
девушка умирает! У неё сердечный приступ!!! Гады, изверги, сволочи!!!
Но на мои крики никто не реагировал… В надежде быть
услышанной, я не прекращала орать и стучать по бетонному полу.
– Лен, ты как?
—Плохо, – стонала она, вселяя в меня ещё больший страх.
—Скорее всего, наверху не слышат. Вот если бы можно было
добраться до двери и начать стучать по ней… Но цепь короткая.
Я ползла, пока цепь с болью не стянула шею, вытянула руку,
но это не принесло ощутимого результата. До двери оставалось метра два, не
меньше.
—Эх, если бы можно было перерезать цепь… Если бы у нас была
какая-нибудь пилка для металла. Ленка, ты только не молчи. Ты со мной
разговаривай. Я должна знать, что ты у меня живая.
—Вероника, мне кажется, что это всё, – совсем тихо
произнесла Ленка, повергнув меня в шок.
—Что значит всё? Ну, мать, ты даёшь. Тут просто очень душно.
Скорее всего, у тебя кратковременный приступ. Сейчас всё пройдёт. Попей
побольше воды или вылей её себе на голову, чтобы хоть немного освежиться и
стало легче дышать.
– Вероника, какой смысл, вода же тёплая.
– Действительно, Лена, и почему эта скотина не может
принести нам холодной воды? Неужели тяжело поставить бутылку в холодильник?
Хотя, если так разобраться, зачем ему это нужно? Нас здесь с тобой держат
столько времени, а он нам, кроме хлеба, ничего не приносил. Неужели он не
понимает, что мы так загнёмся?
—Мне кажется, он только этого и ждёт, – прошептала
подруга. – Думает, уж пусть лучше своей смертью умрут, чем грех на душу
брать.
—А вот мне кажется, что живые мы ему нужны намного больше,
чем мёртвые. Леночка, я только тебя прошу, не падай духом. Скажи, где сейчас у
тебя болит?
—Сердце.
—Тебе тяжело дышать?
—Мне кажется, будто кто-то всадил в него кинжал. Такая
острая, раздирающая боль, словно сердце рубят на множество мелких кусочков. Ты
же знаешь, как болят зубы.
—Конечно, знаю.
—Так вот, это то же самое. Сильная зубная боль, только она в
сердце.
—Ой, да ты открыла новое выражение «зубная боль в сердце».
Старясь хоть немного отвлечь Ленку от тяжких мыслей, я
принялась разговаривать с ней на отвлечённые темы.
