Боль и страх заставляют соображать быстро. Рисую пальцем на полу камеры: «А531».
Док довольно усмехается.
Они переходят в соседнюю клетку, а я обессиленно приваливаюсь к прутьям. На органы разбирать не станут, это уже хорошо. А что будет дальше?.. Увидим.
В следующей клетке не настолько понимающий и запоминающий пленник. Или солдат решил сорвать злость за проигранное пари. Уже четыре укола электрошокером, разбавленные пинками. Заметил одну особенность – здесь не бьют в лицо. Берегут?
Сосед, как и я только что, мучительно медленно встает, повторяет буквенно-цифровой номер. Свое новое имя.
После шокера забывает, поэтому один надзиратель бежит за колодкой, другой все так же тупо стоит, ожидая приказа. Наверное, удары током и работа на компе вернули некоторую ясность мыслей и живость сознанию, потому что задаюсь вопросом по давно замеченной детали: зачем на шеях надзирателей ошейники? Кольца из телесного цвета пластика с утолщениями. Чувствую, что разгадку знаю, где-то похожее видел, но ответа не нахожу. Постепенно любопытство исчезает, сменяясь привычной равнодушной апатией. Заставляю себя двадцать раз начертить на полу свой номер. Тяжелее всего не рисовать, а не сбиться со счета.
* * *
Еще неделя или две непрерывной ломки личности. Даже понимая, в чем суть процесса, пережить насилие над психикой очень сложно. Сейчас спать дают больше, но участились наказания, возникли новые требования. Теперь положено есть ложкой, не чавкая и соблюдая культуру приема пищи. В левой руке тарелка, правой работать, прижимая локоть к боку. За ошибку – два часа в колодке. Пить из пластикового стакана не спеша и аккуратно. Глотнешь больше, булькнет в горле – час.
После горькой воды начал страдать кишечник. Не у меня одного – мучились все пленники. Вода стала обычной, еще наливают молочного цвета, сладковатую микстуру. Вроде помогает.
В клетке появилось мыло. Хозяйственное, с характерным запахом и цветом. Наверное, скоро дадут щетку с пастой и заставят чистить зубы. Пока за плохую помывку два часа наказаний и мыться снова.
Соседей точно травят какой-то химией. После приема стакана мутноватой жидкости они становятся заторможенными и напоминают роботов. В эти моменты их дрессируют непрерывно. Впрочем, во время муштры и я, наверное, напоминаю робота. Три или четыре часа в день нас заставляют выполнять по команде физические упражнения. Ошибся – два часа в колодке, потом опять «зарядка».
Меня химией не травят, но гоняют больше других, заставляя отжиматься, приседать и качать пресс до полного изнеможения. Других таким испытаниям не подвергают.
И, кажется, мои порции еды стали больше. Но не уверен, есть хочется все время.
Остаток «я» спасают воспоминания родного мира. Приседаешь, машешь руками, а перед глазами политех, сокурсники, улицы города. Иногда, очень редко – лицо мамы. Тогда, спохватываясь, возвращаюсь к реальности, чтобы не заплакать. За слезы – три часа наказаний.
После дня сварочных работ добавился новый ряд клеток. В них посадили лишившихся детей мам. Не знаю, куда дели младенцев, но поначалу молодые женщины, почти девочки, рыдали непрерывно. Через двое суток наказаний замолчали.
Щебет и крики малышни из дальнего угла «зверинца» тоже стихли. Изредка по утрам, когда у надзирателей завтрак, оттуда доносится негромкий плач, но все реже.
Много раз за день требуют назвать номер. Рисую пальцем в воздухе въевшееся в память «А531». Потом заглянувшие солдаты потребовали выполнять надпись зеркально, понятно для них, показывать числа на пальцах. «Поощрен» тремя слабыми ударами шокера, но научился выполнять процедуру без ошибок.
«Шустрая тварь» – это похвала.
Между клеток равнодушными тенями снуют надзиратели. Наверное, и я смотрю на них равнодушной тенью. Если в глазах нет проблеска мыслей, за это не наказывают. Главное – не пропустить внезапную команду, иначе час в колодке.
Док не обманул, пришел еще раз. И не один, а с офицером. Вскочив, выпрямившись, изображаю стойку «смирно». Это обязательное правило при виде военных, правда, для меня одного, остальные просто встают. Не знаю, в чем причина избранности, но три часа наказания и два удара током приучили к безоговорочному исполнению.
– Вот этот, сэр капитан. Учитывая несомненный прогресс, я распорядился о привитии первичных навыков.
Прищурившись, офицер окидывает меня пристальным взглядом:
– Выглядит неплохо, док. Как проходит адаптация?
– Запоминает правила с первого раза, сэр.
– Прошлое установлено?
– Прибился к диким полгода назад, вместе со старшей по возрасту женщиной. Та прибыла с оружием, поэтому сразу вошла в круг руководящих стаей животных. Уничтожена при захвате гнезда. Детеныши не присутствуют при разговорах взрослых, этот, по понятной причине, всегда молчит, поэтому больше ничего узнать не удалось.
– Тем не менее, док, вы придерживаетесь своей версии?
– Абсолютно уверен в ней, другого просто не может быть.
– Не слишком ли молод?
– Молодежь восприимчива к знаниям даже у животных. Тем более, он из категории «А», значит, генетически более предрасположен к умственной деятельности. Вряд ли он там занимал высокий пост, но в качестве лаборанта компьютерного центра вполне мог работать.
Капитан задумчиво кивает:
– Я делал запрос в штаб армейских. Ответ допускает вашу версию. Во время операции у них возникла нештатная ситуация с автоматическим танком, поэтому часть партизан сумела уйти.
Док гордо улыбается. Капитан уточняет:
– Ваш прогноз на животное?
– Он готов уже сейчас. Корпорация получит технического специалиста, а мы с вами – приличное вознаграждение.
– Что же, звучит приятно… Но не будем отступать от предписанных правил. Если через неделю он выдержит испытание на полиграфе, тогда и назначим ему предложенную вами специализацию. Конечно, готовый айтишник – это удача. Главной проблемой животных всегда является трудность в изучении компьютера.
Они уходят к детским клеткам, а я привычно сажусь на пол. В подслушанной беседе проскочило одно крайне опасное слово: полиграф.
Детектор лжи. Если выплывет, что я знаю английский, что это скрывал… будет плохо. Про прибытие из другого мира лучше не заикаться вообще. С сумасшедшими тут не церемонятся. Двое свихнулись в процессе ломки или попытались изобразить безумие. Приведены в полную покорность колодкой и шокером.
Что делать?
Вспоминаю знания из моего мира. Мы в политехе, на кафедре защиты информации, в общих чертах изучали этот прибор и принцип его работы. Аппарат фиксирует изменения в состоянии тела, реакцию на вопросы. Дыхание, пульс, сопротивление кожи, тональность ответов. В моем случае вместо стандартных «да» и «нет» будут кивки или покачивания головой. По идее, отсутствие голоса и использование жестов должны несколько «размыть» показания. Уже хорошо.
