На мгновение ей показалось, что темнота, разрываемая сполохами печного огня, расступилась, стены дома раздвинулись, и она лежит не на грубом, колючем одеяле, а на горячем речном песке. Знакомые серые глаза притягивают ее, манят, зовут… Она пытается позвать своего единственного, своего любимого…. Но вдруг сознание ее проясняется, Наташа открывает глаза и видит над собой лицо Петра. Зажмурив глаза и закусив губу, он быстрыми толчками двигается в ней, вскрикивая от возбуждения.
Она ощутила саднящую боль, которая усиливалась при каждом резком толчке Петра. Наташа напряглась, подтянула под себя колени, Петр открыл глаза, с недоумением посмотрел на нее и в то же мгновение вскрикнул, задвигался еще быстрее, быстрее и, громко простонав, упал на нее обессиленный, прошептав едва слышно:
— Наташка, сейчас я сойду с ума!
Она осторожно отвела от себя его руки. На душе было пусто, и хотелось заплакать. И слезы не заставили себя ждать. Одна за другой покатились слезинки по щеке, проложили влажную дорожку по шее.
Но Петр будто не заметил перемены в ее настроении. Восторг и счастье захлестывали его, и, видно, поэтому он не сразу заметил, что Наташа не разделяет его настроения, а неподвижно лежит, безучастная и равнодушная. Хотя нет! Он слизнул языком одну соленую капельку на ее щеке, потом другую… Приподнялся на локте и внимательно посмотрел на Наташу.
— Что с тобой, родная? — Он попытался вновь обнять девушку, но Наташа перехватила его руку и села на постели.
Петр смотрел на ее худенькую спину, выпирающие лопатки, тонкую талию, и его сердце вдруг сжалось от предчувствия беды. Совсем не так он представлял их первую ночь.
Он сел рядом с Наташей, крепко обнял за плечи, развернул к себе лицом и вопросительно посмотрел ей в глаза. Но Наташа отвела взгляд и, резко дернув плечом, попыталась сбросить его руку. Петр понял, что она расстроена и, вероятно, испугана, и попробовал ласками успокоить ее.
Но тело любимой по какой-то неведомой ему причине перестало подчиняться его рукам. Наташа более настойчиво отстранила его руки и опустила ноги на пол.
— Который час? — спросила она тихо и испуганно вскрикнула, когда услышала, что уже третий час ночи. Хмель из головы окончательно улетучился, и Наташа с ужасом поняла, что натворила на самом деле. — Господи! Что теперь будет? Как я скажу бабушке? Она же меня теперь на порог не пустит! — Девушка упала на кровать и в голос зарыдала. И не только бабушкиного гнева она боялась, было еще что-то, затаившееся в укромных уголках ее сознания, что тревожило гораздо больше и от чего ее сердце заходилось в тоске отчаяния и безысходности.
— Успокойся, прошу тебя! — Петр ласково погладил ее по спине и протянул ей платье. — Одевайся, я провожу тебя и объяснюсь с Анастасией Семеновной!
— Ну уж нет! Я виновата, я и отвечать буду!
Петр застыл с пиджаком в руках.
— Наверно, ты боишься, что Анастасия Семеновна рассердится на нас за то, что мы поспешили и переспали с тобой до свадьбы? — попытался догадаться Петр. — Но мы сразу же в понедельник пойдем в сельсовет и подадим заявление. У меня там бывшая одноклассница работает, я с ней договорюсь, чтобы нас расписали до конца твоих каникул.
— Но с чего ты взял, что я хочу выйти за тебя замуж? — удивилась Наташа. — И я совсем не хочу посвящать бабушку в то, что произошло. Я одна во всем виновата. Во-первых, потому что непозволительно много выпила, во-вторых, что позволила тебе переступить рамки дозволенного. Так что я сама разберусь с бабушкой, а тебя прошу об одном: пусть все останется между нами.
— Что ты городишь? — Петр с досадой посмотрел на нее. — Через неделю мы поженимся. Я не собираюсь скрывать от твоей бабушки, что мы фактически муж и жена. — Он опустился на колени и стал покрывать поцелуями ее руки. — Не отталкивай меня, Наташка! Ты же знаешь, что никого дороже тебя у меня нет на этом свете. Ведь я из-за тебя из дому ушел, с родителями разругался. Неужели это не доказательство, неужели ты не в состоянии оценить, на какие жертвы я пошел, чтобы добиться твоей любви. И сегодня я был счастлив как никогда, потому что ты стала моей. Теперь я еще сильнее люблю тебя. Выходи за меня замуж, и, я клянусь, ты никогда об этом не пожалеешь. — Он приподнялся с колен, присел на кровать рядом с ней. — Сегодня для тебя все было в первый раз, и я знаю, не очень приятно, но со временем ты научишься понимать меня, а я научу тебя любить по-настоящему.
— Но зачем ты сделал это? — зарыдала Наташа. — Ты же понимал, что я пьяная и себя не контролирую. Ты ведь опытнее меня, почему же не остановился сам и не остановил меня?
— Потому что это было выше моих сил, — сказал устало Петр. — Потому что я слишком люблю тебя, потому что тоже выпил и окончательно слетел с катушек!
Наташа закрыла лицо ладонями и вдруг вспомнила все, что произошло с ней на дне рождения Петра. Словно в немом кино перед глазами всплыли злые физиономии старших Романовых, разъяренное лицо Галины и растерянно-испуганное Милкино… «Ничего, — злорадно подумала Наташа, — знали бы они, где сейчас их дорогой Петруша, кого на коленях умоляет выйти за него замуж». Хотелось бы ей увидеть, как будет выглядеть все семейство и его дорогие гости утром, когда узнают, что они с Петром стали мужем и женой.
Наташа отняла руки от лица и посмотрела на Петра:
— Ты действительно хочешь жениться на мне?
— Наташка, — он осторожно дотронулся до ее щеки, — глупенькая, я только об этом и думаю…
— Хорошо, я выйду за тебя. — Наташа храбро посмотрела ему в глаза и с вызовом произнесла: — Но учти, я привыкла сама решать свои проблемы. С бабушкой сама объяснюсь и работу в госпитале бросать не собираюсь. Меня попросили ухаживать за одним тяжелораненым. Он перенес сложную операцию и нуждается в сиделке. Так что свадьбу пока придется отложить.
— То было вчера, а сегодня обстоятельства изменились. Насильно никто тебя работать не может заставить. Хочешь, поедем и вместе утрясем все дела!
— Не стоит, Петя! — Наташа устало вздохнула. — И давай не будем спорить. Я отработаю в госпитале до конца каникул, а зарегистрироваться мы и в конце августа успеем, перед тем как я уеду в Ленинград…
— Так ты не собираешься переводиться во Владивосток? — Петр озадаченно уставился на нее.
Наташа пожала плечами, отвела глаза:
— Не знаю пока! Вероятно, первый семестр придется проучиться в Ленинграде, а там посмотрим…
Петр печально усмехнулся и обнял ее за плечи.
— Эх, Наташка, Наташка, как не было в твоем сердце местечка для меня, так, наверно, и не появится!
Наташа опустила голову и, когда его теплые, мягкие губы коснулись ее щеки, ничего, кроме досады, не испытала. Она чувствовала себя больной, разбитой и опустошенной. Ей было его нестерпимо жалко, но у нее не осталось уже сил ни на что — ни на уговоры, ни на обещания.
— Прости, если сможешь. — Наташа направилась к двери и, остановившись на пороге, спросила: — Ты проводишь меня?
