Я положила телефонную трубку на место и, повернувшись на
бок, закрыла глаза. Я лежала в чужом доме, под чужим именем, совершенно пьяная
и глотала слезы. Я пыталась разобраться в том, почему я такая несчастная, но у
меня не получалось. Ничего не получалось! На минуту мне показалось, что я очень
похожа на свою мать.
Моя замечательная, милая и добрая мама всегда была готова
принести себя в жертву ради другого человека. Узнав, что отец ей изменяет, она
молча терпела все его обиды и ждала, что когда-нибудь все это обязательно
закончится. А однажды он ушел. Он просто собрал все свои вещи и ушел к другой
женщине. Самое страшное то, что она никогда его не осуждала! Она замкнулась,
много плакала, но никогда ни на ком не срывала своего горя. А когда отец
вернулся домой с тем же чемоданом в руках, она его приняла – без единого
упрека. Она приняла его молча, сказав лишь, что он похудел, устал, испачкался и
что ему нужно хорошенько отдохнуть и обязательно выспаться. Она тут же наделала
голубцов, сварила наваристый борщ и принялась стирать и утюжить его брюки.
Спустя определенное время заметно поправившийся, посвежевший, похорошевший отец
в хорошо отутюженных брюках опять собрал чемодан и вновь ушел к другой женщине.
А спустя несколько месяцев пришел назад. И так было всю жизнь. Сколько я себя
помню, так было всегда. Отец уходил, и мама плакала, замыкаясь в себе. Отец
возвращался, и она прекращала плакать, с нескрываемой радостью принимая его
обратно.
Мне всегда казалось, что отца подолгу нет дома, потому что
он постоянно в командировках. Будучи ребенком, я не могла знать страшной правды
и думала, что он у меня дальнобойщик. А когда я подросла и узнала всю правду, я
тоже молча принимала возвращения отца, так как не могла и не хотела обидеть
свою мать. Но лишь после того, как я выросла и стала оглядываться назад, я
стала злиться на маму, потому что ее любовь была слишком слепа, потому что она
любила человека, который вовсю пользовался ее чувствами, и она не могла за себя
постоять. Я злилась за ее слабость, за ее малодушие и за ее терпение, которое
просто не знало границ. «Любовь всепрощающа», – говорила мне моя мать и
вновь принимала нагулявшегося отца…
А сейчас… Сейчас мне показалось, что я вылитая мать. В своих
отношениях с Игорем я всегда боялась повысить голос или рассердить его, потому
что считала, что, если я смогу обронить хотя бы одно неверное слово, мой
любимый обязательно меня бросит. Подсознательно я всегда понимала, что нельзя
быть такой безвольной и покорной, но ничего не могла с собой поделать. Я точно
так же, как и моя мать, закрывала глаза на все шероховатости наших отношений, и
даже если что-то случалось, делала вид, что ничего не случилось.
«Нет! Я не повторю судьбу матери! Нет! – прокричала я, не
открывая глаз, и разразилась пьяным смехом. – Это все ерунда, что говорят,
будто дети повторяют судьбу своих родителей. Это все ерунда! – заговорила
я в пьяном бреду и облизала пересохшие губы. – Я докажу, что это не так… Я
докажу… У моей матери слишком доброе, открытое и доверчивое сердце… Она не
права. Как же она не права! Прощать не обязательно! Мама, слышишь меня, прощать
не обязательно!»
Нет, нет, у меня все будет не так. Я возведу вокруг своего
сердца очень высокие стены! Через эти мощные стены будет совершенно невозможно
добраться до моего сердца, и никто и никогда не сможет узнать, как там вообще
живется, за этими стенами, не одиноко ли… Сквозь эти стены будет невозможно до
меня достучаться, через мои стены вообще будет невозможно передать хоть какие-нибудь
чувства, потому что они будут высокие и прочные. И пусть кто-то попробует
вытащить мое сердце из-за этих стен… Я уверена – у него ничего не получится.
Как бы он ни кричал, как бы он ни топал ногами, мое сердце ничего не услышит. И
тот, кто попытается убедить меня в своих чувствах, подумает, что я
бессердечная, что у меня нет сердца, потому что он и представлять себе не
будет, что там спрятано, за такими стенами и замками. Возможно, он уйдет,
чувствуя себя обиженным и отвергнутым и потому, что не может общаться с
бессердечными женщинами. А я скоро буду такой! И если люди будут спрашивать
меня, почему мы расстались, я отвечу коротко: «Он просто не оправдал моих
надежд. Он не смог достучаться до моего сердца…» Я так и сделаю. Я смогу, у
меня получится. У моей матери слишком доброе сердце, и мой отец умело им всю
жизнь пользовался. Я не позволю кому-то пользоваться своим сердцем! А если
кому-то очень-очень захочется увидеть мое сердце, ему придется пробраться
сквозь многие баррикады и заграждения, а это будет практически невозможно…
Глава 18
Я проснулась с больной головой, подошла к зеркалу и
напугалась собственного отражения. Грим был размазан, и от вчерашнего
аккуратного образа Вероники не осталось даже следа. Поняв, что в таком виде
невозможно выйти на улицу, я попросила Павла приехать ко мне и привести мою
внешность в порядок.
Зайдя в квартиру, Павел тут же присвистнул и покачал
головой. Потом посадил он меня перед зеркалом и принялся колдовать над моим
лицом. Работа над воссозданием образа Вероники снова заняла довольно
продолжительное время, и я с трудом дождалась того момента, когда все будет
готово.
– Ну вот, теперь другое дело. – Павел нанес
последний штрих и удовлетворительно улыбнулся. – У меня убедительная
просьба: относись к моей работе более бережно, ведь теперь мне приходится
работать по памяти.
– Обещаю.
Закрыв за Павлом дверь, я тут же бросилась к звонящему
телефону, сняла трубку и услышала:
– Люся, это Вероника. Но как тебе на новом месте?
– Спасибо. Неплохо.
– Я тоже думаю, что неплохо. Условия хорошие и
комфортные. Привыкнешь к роскоши, что я потом с тобой делать-то буду? Приеду из
Турции, а ты квартиру освобождать не захочешь…
– Как же ты любишь над людьми издеваться!
– Я не издеваюсь. Я всего лишь рассматриваю варианты и
излагаю факты. Это тебе сейчас кажется, что все хорошо, но после моих хором
тебе будет довольно тяжело возвращаться в свою трущобу.
– Не переживай. Это не должно тебя волновать. Моя
трущоба, как ты говоришь, – вполне благоустроенная и очень даже хорошая
квартира. Ты позвонила, потому что тебе свою желчь некуда деть?
– Нет. Я позвонила потому, что хочу продиктовать новый
номер своего телефона.
– Ну тогда диктуй.
– Диктую.
Записав новый номер Вероники, я положила листок на тумбочку
и ощутила какое-то чересчур сильное волнение. Я боялась самого главного –
боялась того, что Вероника задаст вопрос, касающийся Игоря.
– Выход на международную связь я подключила, так что
если будет что-то серьезное, то звони прямо в Турцию. Не стесняйся.
– Да я особо и не стесняюсь.
