Вроде как мы у ворот, а я ничего пока не ощущаю. Ладно, идем регистрироваться. Девушка подошла к вопросу регистрации креативно, как нынче говорят. Она достала диктофон, и мы по очереди произносили в него: Иванов Иван Иванович, город Кингисепп, Валежнова Виктория Ильинична, поселок городского типа Шигоны Самарской области… Ну и так далее.
Ну, молодец. Потом она послушает и перепишет всех в ведомость. И в фальсификации не обвинят – голоса разные, женские и мужские, разного возраста. Мне бы такой диктофон в институт. Можно было бы оставить на лекциях часть студентов, а остальным погулять. А затем все желающие с диктофона переписали бы. Говорят, что они у журналистов тогда уже были, но я их ни разу не видел. Левее нас стояли еще два автобуса, только классом повыше. На одном был виден логотип МАN. Наверное, это иностранцы. Дана повела нас вперед, к памятнику странного вида. Как объяснила она, памятник называется «Молох тоталитаризма» и назвала скульпторов, что его создали. Открывал его в девяносто шестом году лично Анатолий Собчак.
Памятник был, как я уже сказал, необычным. Имелся вертикальный лист металла, оформленный не то как жерло мусоропровода, не то как жерло печи крематория. Причем, глядя на лист, можно было подумать, что это и неодушевленный предмет, и что это карикатурное изображение не то робота, не то человека. В открытое жерло как бы въезжало (или вываливалось) туловище человека. Слава богу, там с анатомией было все в порядке.
Я все рассматривал это произведение и пытался внятно сформулировать свои впечатления от работы скульпторов. Самое цензурное получилось таким: «Тешат свою больную фантазию за казенный счет!» Тут я обнаружил, что отстал от группы, и пошел догонять.
Но стоит ли это делать? А похожу-ка я самостоятельно, послушаю свое чувство Тьмы.
А оно молчало. Как ни странно. Не было и другого чувства. Я не люблю кладбищ и всегда старался туда либо вообще не заходить, а если уж оказался там, то быть совсем недолго. Кладбища меня гнетут. Вот пригласи меня сейчас на Волково кладбище поглядеть на могилы русских литераторов – откажусь однозначно! И в Москве на Новодевичье тоже!
Поскольку меня на них с детства что-то гнетет, я даже на могилы родных хожу только на короткое время – цветы положить, холмик обиходить, и все. А тут гуляю и ничего не чувствую, как будто это не мемориальное кладбище, а просто прогулочная местность. Что-то это странно. Но Тьма не ощущается, и это главное. И я решил отстать от группы, вернуться к автобусу и в нем посидеть. А может, и полежать. Если водитель при автобусе, а не пошел куда-то.
Водитель был там. Сидел на тряпке в тени автобуса и с интересом смотрел на меня. Мужчина был моих лет, только совсем седой. Ну и фигура помощнее.
– А чего не гуляется, Даночку не слушается?
– Не знаю, как-то странно. Вроде бы огромное кладбище, а чувствую я себя, как будто в парке гуляю, а ведь я кладбищ не люблю, и побыстрее с них ухожу.
– Так это не кладбище!
– А что же это!
– Еще одно МММ!
Гм. А что бы это значило? Вот так и спросил его – что значит это все?
– А то и значит, что нет здесь огромного кладбища, куда всех покойников свозили и рядами клали! Может, конечно, несколько человек из послевоенных и лежит, но не довоенные! У меня бабка из этих мест родом. Померла три года назад. Так она как по телевизору про это увидела, то сказала, чтобы я ни одному слову про здешние могилы не верил. Потому что никого здесь до войны не хоронили, а десятки тысяч особенно!
Я не знал, что сказать. Потом собрался, преодолел оцепенение и спросил:
– А что же все это значит? Вот эти часовни, вот этот ужас из металла и все остальное?
– А кто его знает! Мне сведущие люди говорили, что расстрелянных в других местах хоронили. На Бернгардовке, на пороховых, может, еще где. А тут – нет! Но там, где хоронили, – искать надо, работать надо. А тут сделали потемкинскую деревню и сказки рассказывают!
Вот блин! А кому же верить? Водителю или всем остальным – от Собчака, которого уже нет, до «Мемориала», который есть? Наверное, надо водителю. Он в том совсем не заинтересован, есть мемориал или нет мемориала. Не будет Левашова – повезет народ в Петергоф, в существовании которого никаких сомнений нет. А у заинтересованных в существовании мемориала на пустом месте может быть какая-то материальная выгода.
Водитель, видя, что я малость ошарашен, продолжил:
– Ты небось думаешь, что я какой-то не такой, раз знаю, что могил тут нет, а людей вожу? Я сюда и не ездил, только вчера мой сменщик заболел, а меня наш начальник Христом Богом просил поехать, иначе у него с начальством городским неприятности будут, ибо это начальство тоже пообещало, что транспорт дадут. Вот и еду, и на душе погано, что везу людей, которым на уши лапшу вешают.
Я уже такой вопрос ему собрался задать, но тут он меня опередил и разоружил:
– И это не первое такое дело! Считай, где Собчак руку приложил, там всегда и везде такой-то обман будет! И не первый раз такое случается – вон слышал такое название – Куропаты?
Вообще да, слышал и даже в журнале что-то читал про расстрелы там.
– А это еще один обман? Тамошние перестройщики тогда на груди рубаху рвали, что лежат там белорусы тысячами, даже чуть ли не четверть миллиона там захоронены! И пока там эти… при власти были, прокуратура все писала и подписывала, что вот, все там расстрелянные и известно кем расстрелянные! А других, кто говорил, что до войны и такого названия-то Куропаты не было, а было там глухое место, – не слушали. А расстрелы там были – только не при Сталине, а при немцах. Там какой-то еврейский этап расстреляли, но не местных, а откуда-то из Европы. И даже нашелся человек, который там был. Его туда загребли, а потом отпустили, так как не еврей он. И рассказал он, что привезли их на совсем дикое место. А если бы до войны там тысячами стреляли, то был бы хоть забор вокруг, чтоб разные посторонние не шастали!
А я опять не знал, что сказать. Ни за, ни против. Не знаю я, как все реально было. Но вот реакция моя – совершенно не кладбищенская. Что бы это значило? Придется еще один пункт внести в питерские планы – посетить кладбище и посмотреть, что из этого выйдет. Вдруг в Питере у меня нежелание быть на кладбище пропало.
Водитель, видя мое шокированное состояние, выругался еще разок в адрес Собчака и предложил закурить. Я отказался, ибо всю жизнь не курю.
– Ну и правильно! У меня уже от курева стал мотор шалить. Бросать надо, и уже врачи говорили, чтобы бросал побыстрее, но не выходит.
Мы так сидели до возвращения экскурсантов. Пока они там ходили, мы поели, поделившись друг с другом харчами и напитком. И дальше разговаривали, только уже не о мемориале. Я расспросил его, как лучше добраться до Невского пятачка и до Кронштадта. А он рассказывал про свое житье-бытье. Когда мы обсуждали его непутевую невестку, прибыли экскурсанты. Что ж, труба зовет. Спасибо, Силантьевич (это так водителя звали – Никита Силантьевич), за рассказ и за хлеб-соль, пора в путь-дорогу. В электричке я опять отрубился, только уже совсем – можно сказать, не дремал, а дрых. И снились мне рыбы где-то в теплых морях.
