— А как эту буфетчицу зовут?
— Валентина, что ли. Машка, а зачем ты все это
выспрашиваешь? На кой черт тебе этот Толик сдался?
— Мальчик симпатичный, отчего бы не спросить.
— Нашла мальчика! Я бы на такого даже не взглянул.
— А зачем тебе на него смотреть, ты же мужчина.
Не желая больше раздражать Вадима, я перевела разговор на
другую тему и даже в знак примирения поцеловала его в плечо. Несколько раз на
мобильный звонила мама — интересовалась моим самочувствием.
Оставив машину на набережной, мы побрели в сторону Дворцовой
площади. Вадим то и дело прижимал меня к себе и говорил комплименты.
Ну и дура эта Маша, что сбежала от такого жениха! Хотя…
— Вадим, скажи, ты меня любишь или деньги моего
отца? — напрямую спросила я.
Вадим от неожиданности остановился.
— Раньше ты не задавала мне подобных вопросов.
— А я вообще не, помню, что было раньше.
Отвечай давай!
— Машка, я тебя не узнаю, — засопел он. — Ты
стала совсем другой. Я ведь ничуть не меньше переживал, чем твои родители. Я
твоей матушке по несколько раз в день звонил, справлялся о твоем здоровье.
— Тогда почему ты ко мне в клинику ни разу не приехал?
— Ты думаешь, я не хотел к тебе приехать?
Я просто не мог. Отец твой запретил. Сказал, что, мол,
нельзя тебя травмировать. Я так понимаю, что они до поры до времени просто
стеснялись тебя показывать, ведь ты здорово пострадала на пожаре.
— Да? А я-то, дурочка, думала, что красивое лицо в
любви отнюдь не главное.
— Маша, но я же не мог пойти против воли твоего отца!
Какой дурак будет ему перечить. Он же пристрелить может за такие штучки.
— За какие штучки?
— Ну, за непослушание. Машенька, я тебя правда люблю.
Да и ты мне раньше отвечала взаимностью.
— А зачем же я тогда от тебя уехала?
— Не знаю, Машка, у тебя характер тяжелый.
Ты сама себе на уме. Сейчас хоть немного угомонилась, а
раньше была, как вольный ветер. Родителям нервы трепала, не приведи Господь. А
сейчас ты тихая, покладистая… Ты мне такой больше нравишься.
Покатавшись на катере по Неве, мы поехали домой. Вадим,
поглядывая на меня, смолил одну сигарету за другой. У ворот особняка он вяло
погладил мое колено и грустно произнес:
— Маша, ты бы меня не отталкивала, а? Я ведь все-таки
твоим женихом считался. Матушка твоя даже спать вместе нам разрешала. Отец на
меня как на зятя будущего смотрел, различные планы строил. Может, у нас с тобой
все получится? Хочешь, я у тебя сегодня ночевать останусь?
— Нет, Вадик, — ласково улыбнулась я. — Я
устала. Я хочу пораньше лечь спать.
— А можно, я тебе перед сном позвоню?
— Позвони.
Выпорхнув из машины, я послала Вадиму воздушный поцелуй и
взбежала на крыльцо.
Глава 19
После ужина я поднялась к себе в комнату и включила
телевизор. Ничего интересного. Новости, новости, новости. Боевые действия в
Чечне, боевые действия в Думе — это накануне отпуска-то! — котировка
доллара на бирже, неутешительный — весьма, надо сказать, неутешительный —
прогноз на предстоящую осень. Таньке туго придется… Надо бы разыскать ее,
деньжат подкинуть, как раньше. А почему, собственно, как раньше? Сто долларов —
разве это деньги? Отвалю ей тысчонку-другую. Приоденется подружка немножко.
Перышки почистит.
Скучает небось без меня. Надо бы дозвониться до нее. Ну
почему она не отвечает?
Танька к телефону не подошла. Лето… Может, она уехала с
сыном отдыхать? Ага, на какие шиши, спрашивается? А ну ее в баню! В сентябре
объявится как миленькая. В крайнем случае, в школу позвоню.
Положив трубку, я открыла Машенькин секретер и принялась
разгребать сваленные в кучу бумаги и папки. Рисунки… Фотографии… Фотографий не
так много. Большинство — с Вадимом.
И на всех они улыбаются. Наверное, Машенька и в самом деле
любила этого большого мальчишку Наверное… А почему же тогда она от него уехала?
Сомнения одолели? Какие? Что-то ведь подтолкнуло ее на этот
шаг… А рисунки хорошие. Натюрморты, пейзажи, портреты… Мама, папа, Вадим…
Какие-то девчонки — подружки, что ли? Детские лица,
наброски… Карандаш, масло, акварель, гуашь… Ярко, талантливо… Жалко даже, что
она так по-глупому распорядилась своей жизнью.
Многого могла бы достичь, дуреха… С такими-то родителями!
В половине двенадцатого ночи телефон пронзительно заверещал.
— Машенька, это Вадим. Ты еще не спишь?
— Пока нет.
— Чем занимаешься?
— Картины свои рассматриваю.
— Память-то хоть немного восстановилась?
— Пока нет. Но я нашла твой портрет.
— Может, помнишь, как ты его рисовала?
— Нет, не помню.
— Ты его не рисовала, а писала. Ты всегда злилась,
когда кто-то говорил, что ты рисуешь. Всегда поправляла: «Я пишу».
— А как же, Вадик, я писала твой портрет?
— Вдохновенно. Я несколько часов тебе позировал, а в
перерывах мы занимались любовью.
— Наверное, здорово это у нас получалось.
— Да, любимая. Мне до сих пор стыдно, что в лесочке я
не сумел… Ты уж прости.
— Да ладно. А еще я нашла нашу с тобой фотографию.
— У нас было много фотографий. Ты ведь хотела сделать
семейный альбом, помнишь, Маша?
— Семейный?!
— Ну да. Мы ведь хотели пожениться.
— Давай о другом поговорим, а лучше распрощаемся до
завтра. Я хочу еще немного покопаться в своих рисунках.
— Если будет скучно, звони. Мобильный всегда со мной.
Записывай. Я продиктую номер.
