Всхлипывая и посекундно оглядываясь на темную стену леса, я
подползла к распростертому на земле телу Вадима и положила голову ему на грудь.
Не дышит, не дышит, черт возьми! А волосы еще влажные, высохнуть не успели.
Рекой пахнут… Прости меня, Вадик, что я не любила тебя.
Маша, возможно, да, но я… Понимаешь, у меня есть Максим . Он
узнал обо мне такое, что… Нет, не буду об этом, слишком больно… Потерпи,
Ваденька, потерпи, дорогой… Я не оставлю тебя. Ты добрый, хороший, а я — нет,
потому что я", я…
Потому что я занималась проституцией почти восемь лет,
потому что через меня прошли тысячи мужиков, потому что я обманом проникла в
дом Виталия Ивановича и.., мамы. Потому что я.., лгала тебе…
Ухе не думая о том, что в спину мне могут выстрелить в любой
момент, спотыкаясь и падая на каждом шагу, я с трудом поволокла грузное тело к
машине. Я вся была в крови — волосы, лицо, руки.
Платье висело лохмотьями, босоножки пришлось сбросить и
оставить на берегу — высокие каблуки только мешали. Запихнув его кое-как на
заднее сиденье — не влезал ведь, дверца мешала! — я отдышалась немного,
села за руль, включила зажигание и сказала грустно:
— Ничего, Вадюха, держись. Скоро приедем.
Спасибо тебе за все!
Как я вела машину, не помню. Благо, до пансионата было рукой
подать. У ворот КПП я остановилась и нажала на сигнал.
…Очнулась я от резкого запаха нашатыря.
Кто-то открыл переднюю дверь и попытался вытащить меня из
машины. Сопротивляясь, я вцепилась в руль.
— Машенька, приди в себя. Это я, Толик, — раздался
знакомый голос. — Ты можешь идти?
Бросив на Толика безразличный взгляд, я помотала головой.
— Маша, я уже позвонил твоему отцу. Через несколько
часов сюда приедут наши люди. Давай, я тебе помогу, хочешь?
Повернувшись к Вадиму, я погладила его по голове и, едва
разлепив губы, прошептала:
— Вадик, милый. Ты слышал, что сказал Толик? Он сказал,
что скоро сюда приедут наши люди. И папа приедет, я знаю. Только к чему все
это?
Ведь тебя больше нет…
Толик потянул меня за руку и заставил выйти.
Я с ужасом наблюдала за тем, как к воротам пансионата
подъехала «скорая помощь». Вадима положили на носилки, закрыв его лицо грязным
покрывалом.
— Подождите, — сказала я и подошла поближе.
Один из санитаров понимающе посмотрел на меня.
— Вы хотите попрощаться?
— Да, если можно.
— Конечно, конечно.
Приоткрыв покрывало, я поцеловала Вадима в лоб. Лоб был
совсем холодный, неживой.
— Это ваш жених?
— Не знаю. Говорят, что я его любила и даже собиралась
за него замуж, — пробормотала я.
Санитар удивленно пожал плечами и, кивнув напарнику, понес
носилки в машину.
Проводив «скорую помощь» глазами, я подошла к Толику,
собираясь попросить его, чтобы он проводил меня в корпус. Но тут за спиной
раздался рев милицейской сирены. Канареечного цвета «уазик» остановился рядом с
иномаркой Вадима.
— Машенька, ты ответишь на несколько вопросов, и
все, — сжал мою руку Толик.
— Но я не хочу…
— Маша, так положено. Подожди немного, приедет отец и
со всем разберется. Он найдет тебе лучшего адвоката.
— Адвоката?! А зачем он мне нужен?
— Возможно, тебя будут подозревать.
— Меня? В чем?!
— Я сказал: возможно. Сама знаешь, какие бывают
следаки. Если тебя спросят, чем вы с Вадимом занимались у реки, скажешь, что
приехали покупаться. Смотри, не ляпни ничего лишнего.
Допрос, на мое счастье, оказался простой формальностью:
фамилия, имя, отчество.., месторождения и место жительства.., цель приезда в
Москву… Более серьезные вопросы были оставлены на потом.
Мы с Толиком сидели в моем номере и вяло потягивали виски.
Глядя на вещи Вадима, то и дел". попадавшиеся на глаза, я с трудом
сдерживала рыдания.
— Маш, что же произошло? — наконец спросил Толик.
— Не знаю. Кто-то выстрелил Вадиму в голову.
— Но кто?
— Я не видела никого. Только выстрелы слышала, вернее,
не выстрелы, а какие-то щелчки.
Я не понимаю, почему меня не убили? Почему?
Почему? Почему? — Бокал полетел в стену и разбился
вдребезги. На стене осталось мокрое пятно.
— Маша, успокойся. — Толик погладил меня по
трясущемуся плечу. — Сейчас приедет твой папа и все будет нормально.
— Что будет нормально? — !
— Ну, все…
— Что все, если Вадима уже не вернешь?!
— Неужели ты так сильно его любила?
— Тебе-то какая разница?! Он был отличным парнем, а
теперь его нет!
Толик достал из бара новый бокал, наполнил его виски и
придвинул поближе ко мне.
— Маш, выпей еще. Тебе успокоиться надо.
Кивнув, я сделала большой глоток и, закашлявшись, уткнулась
Толику в грудь.
— Маш, — ты вся в крови, — тяжело задышал
он. — И платье, и руки, и лицо. Может, помоешься? Отец ужаснется, если
увидит тебя в таком виде.
Я опустила голову и, едва отрывая ноги от пола, шаркая, как
древняя старуха, медленно побрела в ванную. Включив горячую воду, села на
бортик и закрыла глаза. Шевелиться не хотелось. Совсем.
Хотелось есть, как всегда, и.., поскорее увидеть папу.
— Маша, ты что? — В ванную зашел Толик. —
Вода перельется!
Закрыв кран, он заставил меня встать и принялся раздевать.
Снял платье, похожее теперь на грязную рваную тряпку, расстегнул бюстгальтер,
стянул трусики, провел тыльной стороной ладони по моей груди, помедлил немного
и, подняв на руки, посадил в ванну. Взял мочалку, намылил ее и стал тереть
осторожно — руки, плечи, живот.
Я испытывала к нему отвращение, но возмутиться, оттолкнуть
от себя этого негодяя не находила сил. Танечка, Танька ведь это он, он убил
тебя, он, он, он…
— Посмотри, даже вода стала красной.
Голос Толика вернул меня к действительности.
— Это кровь Вадима, — равнодушно ответила я.
— Маш, давай выбросим твою одежду. Зачем тебе лишние
следы?
