Я приняла контрастный душ, затем надела ночную рубашку. Пожалела, что не захватила фен, чтобы высушить волосы, закрутила на голове полотенце и перед тем, как лечь в постель, выключила свет и подошла к балкону. Меня удивило, что занавеска отдернута, а я ведь отлично помнила, что Сева ее задвинул. Неужели он опять поднимался ко мне в спальню, когда я была в душе? Но зачем? Может, решил извиниться? Но с какой стати ему вздумалось возиться с занавеской? Я покачала головой. Нет, ты неисправима, Маша. Об этом ли нужно думать сейчас?
Мне очень хотелось выйти на балкон, подышать свежим воздухом, но погода испортилась окончательно. Дождя не было, сильный ветер уже не просто раскачивал деревья, он размахивал ими, точно великанскими вениками. Мне показалось, что я слышу, как скрипят ветви, а сбитые бурей листья шуршат, опадая на траву.
Я зябко поежилась и нырнула под одеяло, заметив краем глаза, как поднялась и опала занавеска, то ли от сквозняка, то ли от моих резких движений. Глаза закрылись мгновенно, и я рухнула в сон, как в омут – черный, глубокий омут…
Но и в эту ночь мне не удалось выспаться. Странный звук, лязгающий, со скрежетом – сквозь сон все звуки кажутся странными – заставил открыть глаза. В полной тишине он прозвучал слишком громко… Как будто провернули огромный ключ в огромном ржавом замке. Так открываются запоры в старинных цитаделях, темницах и где-то там еще – но только не в современных домах с евроремонтом.
Насторожившись, я даже присела на постели, тишина стояла такая, что слышалось мое дыхание. В горле пересохло, холодная струйка пота сбежала по спине, и это окончательно привело меня в чувство. Чего я испугалась? Я в Севином доме, вокруг меня люди, в любой момент можно позвать на помощь. На всякий случай я сунула руку под подушку. Пистолет на месте. Это удвоило смелость, и я, спустив ноги с кровати, нашарила тапочки.
Пол показался ледяным. Понятное дело: в доме не топили, а погода стояла не по-летнему холодная. Пить хотелось нестерпимо. Чтобы не спускаться в ночной рубашке на первый этаж, где меня могли застать Сева или, того хуже, Замятин, я решила напиться из-под крана в душевой.
С кровати я поднялась еле-еле. Мышцы на ногах будто окаменели. Сказалась, видно, ночная беготня по лесу, да вдобавок я хорошенько натрудила спину, стремясь быстрее покончить с разгромом в доме. В комнате было темно, но не настолько, чтобы я не смогла рассмотреть: в ней что-то изменилось, и очень сильно изменилось. Я огляделась: кровать переместилась в противоположный от окна угол, исчезла вся мебель, даже ковер, даже пальма… Как такое могло случится? Что за шутки? Я направилась к двери, покрутила ручку, но она не поддалась: дверь заперта.
Я помнила точно, что не запирала ее. Значит, кто-то запер ее снаружи? И не этот ли звук поворачиваемого в замке ключа разбудил меня? Я ничего не понимала, но в одном не сомневалась: это проделки Севы. Только зачем понадобилось вытаскивать мебель? В одиночку ему не справиться… Выходит, Замятин тоже поучаствовал в этом спектакле, розыгрыше, лицедействе?.. Не знаю, как называлось это безобразие, но оно чрезвычайно мне не понравилось.
Я подергала за ручку. О, черт! Что они себе позволяют? Решили выставить меня полной дурой? Или у меня действительно с головой не в порядке? Рядом с дверью я заметила выключатель, но, сколько я ни давила на кнопку, свет не зажигался. Тогда я принялась лупить ногой и кричать противным визгливым голосом – я прекрасно сознавала, что он противный и визгливый, но была вне себя от ярости. Окажись эти два урода рядом, разорвала бы в клочья.
– Сева! – вопила я. – Открой дверь! Сейчас же! Немедленно! Я кому сказала! Открой!
Никто не отозвался, дверь не поддавалась, как я ее ни трясла и ни пинала. Кончилось тем, что я ушибла большой палец на ноге, зашипела от боли и только тогда сдалась и вернулась на кровать. Окно светлым пятном выделялось на стене. Я метнулась к нему. Как же забыла про балкон? Возможно, удастся спуститься на первый этаж. И тогда я покажу этим шутникам, как издеваться надо мной! Я рванула шторы в стороны и остолбенела. Вместо выхода я увидела беленую кирпичную кладку и машинально провела по ней ладонью. Старая кладка… Я почувствовала крошки цемента под пальцами… Дьявол! Абсолютная чертовщина! Куда подевались окно и выход? Ведь я хорошо помнила, как бесновались в светлом проеме тени, как колыхались шторы. Сейчас они висели неподвижно.
Надавив на кирпичи ладонью, я уперлась в них с такой силой, что почувствовала все шероховатости, выбоинки и выступы, но стена не поддалась. Я стукнула кулаком. Бесполезно! Я еще не научилась пробивать каменные стены…
На всякий случай я оглянулась на дверь. А вдруг шутники незаметно вошли в комнату и потешаются над моими попытками выбраться наружу? Но в комнате по-прежнему темно и тихо. Я чертыхнулась. Что происходит? И откуда струится этот слабый свет, если окно исчезло?
Я обошла комнату по периметру. Исчезло не только окно, но и дверь в душевую. Вместо нее я обнаружила камин. Час от часу не легче! Неужели я так крепко спала, что не проснулась, когда меня перенесли в другое место? Иного объяснения я просто не находила.
«Замуровали, демоны!» – всплыла в памяти фраза из любимого фильма. Я опустилась на кровать и покатилась со смеху. Со стороны это, должно быть, напоминало истерику. Но я смеялась и не могла остановиться. А потом поняла, что плачу. Какой толк от слез в том идиотском положении, в котором я оказалась? Можно заорать во весь голос, упасть на пол и всласть рвать на себе волосы. Правда, они у меня слишком короткие, поэтому процедура отменяется. Не будет должного эффекта! Я представила эту картину воочию и снова расхохоталась. Эхо ударило меня по барабанным перепонкам. Это случилось так неожиданно, что я закрыла уши ладонями и увидела, как из камина метнулось пламя – огненный сгусток размером с футбольный мяч. «Шаровая молния!» – промелькнуло в мозгу.
Я слышала, что при появлении шаровой молнии нельзя шевелиться, иначе ее притянет к тебе движением воздуха. Оцепенев от страха, я, кажется, перестала дышать. А шар замер посреди комнаты, затем сместился влево, потом – резко – вправо, словно выбирая направление движения, и вдруг устремился в мою сторону. Сейчас, сейчас коснется меня, и все… Взрыв! Полетят клочки по закоулочкам. Я зажмурилась. Волосы на коже встали дыбом, даже на голове зашевелились в предчувствии неизбежного. Неужели я умру так нелепо и так бездарно? Я еще сильнее вжалась спиной в стену. И поняла, что читаю молитву: «Пресвятая Богородица, спаси и сохрани меня, рабу твою Марию, тезку твою непутевую…» Я никогда не бывала в храме, никогда не молилась, а тут откуда только слова взялись… Впрочем, на болоте я тоже шептала что-то подобное, даже пыталась перекреститься. Тут мне в голову пришла мысль: я ведь не знаю, крестили ли меня… Ведь я родилась в то время, когда детей вообще не крестили или крестили тайно… Тут поняла, что до сих пор жива и даже предаюсь воспоминаниям…
Я осторожно приоткрыла один глаз, затем второй… Молния исчезла, но зато я превратилась в костер! Боже! Я все же попыталась перекреститься, но рука до того отяжелела, что я едва-едва поднесла ее ко лбу. На большее не хватило сил. Я тупо таращилась на языки пламени, которые охватили меня с головы до ног. Но только пламя было каким-то чудным. Я совсем не ощущала боли, но из-за отливавших синим сполохов ничего не видела. И вдруг поняла, что нахожусь внутри огненного кокона. Я вытянула руку. Она легко прошла сквозь пламя, но я не почувствовала ожога.
