Даша вскочила на ноги, затем снова села, прижала пальцы к вискам. Как вспышки светового телеграфа рванулись из темноты видения: казнь товарищей-боевиков, карета, лицо жандармского ротмистра…. Провокация? Предательство? Нет! Не может быть! Это всего лишь ее ночные фантазии! И все эти сны, как очень популярно объяснил Оляля, — абсолютная чепуха, бред, полнейшая нелепица! Нет! Влад оказался там случайно! Безусловно, случайно! Может, он потому не остановился, что в машине рядом с ним была его девка?
Даша замычала, глухо, с надрывом, и уткнулась лицом в колени. Лучше бы киллер убил и ее! Лучше бы ей умереть вместе с Пашей! Она пыталась внушить себе обратное, но сердце подсказывало, убеждало, что Пистолетов не зря отирался возле банка. Если бы Паша не сказал ей про наезд Марьяша, тогда она могла бы поверить в совпадение. Ведь Влад с некоторых пор — тень Марьяша, хотя официально какой-то маленький начальник в дочерней фирме. Господи! Неужели Пистолетов оказался поблизости, чтобы лично наблюдать, как будут убивать Пашу? А если бы она осталась в машине, значит, не пожалели бы и ее? Зачем он отвернул этот проклятый джип? Ведь наверняка, мерзавец, получил приказ расправиться с ней, как со свидетельницей, наверняка! Но сам ли он отдает приказы или только их исполняет?
Даша почувствовала, что кто-то трясет ее за плечи. Она подняла голову. Девица в рваных колготках протягивала ей крохотный пакетик сока.
— Возьмите, — сказала она тихо. — И не плачьте! Здесь слезы что вода, только сырости добавляют.
— Спасибо, — Даша благодарно улыбнулась и взяла пакет. — Правда твоя, бабьи слезы, что вода! — И, сделав пару глотков, вернула его девице. — А ты почему здесь?
А что, не видно? — ухмыльнулась та в ответ и дурашливо пропела: — Путана, путана, путана, ночная бабочка из ресторана… — И махнула рукой. — Сначала, чтобы за учебу заплатить, подрабатывала, а после втянулась… — Она опять махнула рукой. — Только я никого не убивала. Вчера вечером старичок-моховичок, божий одуванчик, меня и еще одну девку в сауну затащил. Деваха та совсем еще не обстрелянная. Деревня прямо. Старичок игривый попался, только через час, то ли от жары, то ли от чего еще, запомирал. Девка сразу деру дала, а я все-таки в медколледже училась, принялась ему первую помощь оказывать. А банщик, видно, ту дуру полуголую заметил, что стреканула из сауны, и ментов вызвал. Старичок сам по себе уже синий лежит, а я в его штанах шарюсь. Так меня и застукали: в одной руке — мобильник, в другой — кошелек. Скрутили меня менты, дескать, убийство с целью ограбления. А я просто хотела документы посмотреть, чтобы знать, кому «Скорую» вызывать. Наверняка у него клапан сердечный закрылся. Мне теперь шьют, что я его по злому умыслу до смерти затрахала. Да кто ж его знал, что он таким слабаком окажется, игрун долбаный! Недаром говорят: смерть косу уже точит, а мужик все на девку скочет!
— А ту, вторую, разве не поймали? — спросила Даша.
— Да кто ж ее поймает? — удивилась юная проститутка. — Она, верно, из деревни на заработки приезжала. Такие сами по себе. По подворотням клиентов ловят. Дешевки поганые! Небось смылась в свою деревню и притихла!
— И все же, Эля, это не дело! — вздохнула Наталья Сергеевна. — Если все обойдется, иди учиться, работать. Нельзя собой торговать! Грязно это! Стыдно!
А мне только первый раз было стыдно! И мерзко! — выкрикнула Эля. — Когда под хачика легла! Что он со мной сделал, что сделал! Всю ночь мучил! А после тысячу дал! Тысячу! Я ведь тоже из деревни, для меня все, что больше тысячи, миллионом казалось. Я себе сразу колготки купила, белье, противозачаточные… И в «Лакомку» пошла. Кафе у нас такое, детское… Пирожные всякие, мороженое… Я, поймете вы или нет, первый раз за год досыта наелась. А за следующую ночь уже две тысячи заработала, хотя руки кусала, чтобы от боли не заорать, потому что от прежней «любови» еще не отошла. Меня в машине всю ночь три пьяных мужика трахали, так что ничего не заметили, а я после этого неделю на хазе отлеживалась, думала, помру. А потом ничего, привыкла. И даже думать о чем-то другом научилась, когда меня, сами понимаете… А подруга, мы с ней вместе начинали, за богатого вышла, он ее постоянным клиентом был. Теперь счастливо живут, за границу он ее возил, шубу купил…
— Предел идиотских мечтаний! Комплекс девочки из подворотни! — усмехнулась Галина. — Шуба, заграница, машина… Она-то вышла, а ты срок мотать будешь, и еще неизвестно, кому больше повезло, тебе или твоей подружке!
— А ты, смотрю, шибко умная! — Эля подтянула колготки, отчего дыры на коленях расползлись еще больше. — Что ж прошляпила, когда мужик на шлюх полез?
— Я не прошляпила, — сказала Галина тихо. — И не на шлюху он полез, а на секретаршу.
— Не все ли равно? — удивилась Эля. — Той же породы, только с трудовой книжкой. И зачем ты их грохнула? Ты ж богатая, банкирша… Могла себе такого любовника отхватить!
— Да не грохала я! — вздохнула Галина. — Он эту девицу с собой прихватил, смылся и записку оставил, дескать, если он исчезнет, то по вине жены, которая ему смертью угрожала на почве своего беспробудного пьянства. А я в жизни зараз больше двух фужеров вина не выпиваю. И никакой я не банкир! Я главным бухгалтером работала в его фирме. Он, сволочь такая, набрал кредитов в банках под государственные заказы и рассчитался лишь за пятую часть. А меня теперь на части рвут, как только не угрожают! Дочь, правда, успела спрятать. Она в пятом классе, уже полгода не учится. Так что я здесь по «экономическим» статьям, а не по «мокрым». А Радика, когда менты расчухались, объявили в федеральный розыск. Но он наверняка в Ингушетии скрывается, там у него вся родня.
— Так он у тебя ингуш, что ли? — поразилась Эля.
— Ингуш, — улыбнулась Галина, — красавец, богач, я тоже раньше думала, что в лотерею счастье выиграла.
— Ну, если ингуш, то его век не найдут, — подала голос Чапайка. — Оне своих не выдают!
— Это я и без тебя знаю! — Галина опять вздохнула. — Я письмо его старшему брату передала еще до ареста и родителям. Ни ответа, ни привета, а ведь мы с Радиком почти двенадцать лет вместе прожили… — Она посмотрела на Дашу. — А ты чем занимаешься?
— Я? — Даша помедлила мгновение, не зная, как определить свой род занятий. Слово «писатель» в этих стенах было чужеродным и напыщенным, «литератор» — и вовсе из другого мира. Но к ней на помощь пришла Наталья Сергеевна.
— Вы, кажется, книги пишете? Дарья, по-моему, Княгичева? Я даже кое-что читала!
— Ой! Княгичева! — захлопала в ладоши Эля. — А я как раз все читала. Наши девчонки ваши книги до дыр затрепали.
— Я тоже читала! — удивилась Галина. — И портрет ваш на обложке помню. Только вы на него абсолютно не похожи, хотя, — она махнула с досадой рукой, — в этой морилке сами себя через пару дней не узнаем.
— А вы в романах про свою жизнь пишете или выдумываете? Очень уж у вас про любовь убедительно получается. — Эля подсела к Даше, обняла ее за плечи и, заглянув в глаза, просительно улыбнулась: — Расскажите что-нибудь про любовь, а? Новый роман, который еще никто-никто не читал.
