— Нет, — ответил Стас.
— Но он ведь был там? Правда?
— Твой дяденька Колдун в могиле, понял? — снова вступил в разговор Михеич.
— Так, а мы сейчас где, дедушка? Ты, я, он, она. — Тютя поочередно указал на Михеича, на себя, на Стаса, на Таню и противненько захихикал. — Здесь глубоко, темно, сыро. И мертвое кругом все, не живое. И над головой — землица. Это тоже могилка. Только большая и мокрая. Тютя знает.
— Хватит каркать! — Михеич дернул автоматом. Наверное, сейчас ему было очень страшно.
— Тю на тя! Тютя каркать не умеет. Тютя не черный пилот.
— Что еще за пилот? — буркнул Михеич.
— Который черный и летает.
— Зачем тебе Колдун? — вмешался Стас.
— Тюте надо, — лодочник понизил голос до шепота. — Дяденька Колдун с мертвыми разговаривает. Пусть с Тютей тоже поговорит. Тюте скучно.
— А Тютя… э-э-э, то есть ты, — мертвый?
«Лодочник» нервно дернулся, скуксил физиономию, будто собираясь плакать, беспокойно завертел головой. Забормотал, словно разговаривая сам с собой:
— Тютя мертвый? Тютя живой?.. Тютя не знает. Тюте трудно понять. Пусть дяденька Колдун Тюте скажет. Дяденька Колдун разберется.
Он всхлипнул, размазав по грязному лицу выступившие слезы.
— Откуда ты его знаешь? — не отставал Стас.
— Дяденьку Колдуна? — странный человечек, стоявший в панцире неизвестного существа, снова заулыбался. Наверное, у всех сумасшедших переменчивое и непредсказуемое настроение, вне зависимости от того, мертвые они или живые. — О, Тютя знает! Тютя видел. Тютя говорил…
— С Ильей?
— С Колдуном.
— Где? — наседал Стас. — Когда?
— В Ростове. Когда пришла последняя кара.
В каком Ростове? Стас не понимал. И…
— Какая кара?
— Большая саранча. Саранча-муранча.
— Кто-кто? — не понял Стас.
— Му-ран-ча, — по слогам повторил Тютя. — Так ее называли глупые, которые стали мертвыми. Вот смотри, дяденька. — Тютя пихнул ногой дохлое скукоженное насекомое, на котором сидел. — У меня есть одна такая. Поднимайся, милая, давай-давай, вставай!
Насекомое оказалось вовсе не дохлым. Или дохлым, но при этом достаточно подвижным. Призрак, что ли? В конце концов, если бывают призраки людей, почему бы не появиться призракам мутантов?
* * *
Тварь приподнялась, зашуршала. Шевельнулись хитиновые надкрылки. Словно толчковые домкраты «крота», выдвинулись мощные задние лапы, покрытые бугристыми наростами. Лапы начали быстро и сильно елозить по жесткому пупырчатому хитину.
— Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… — над мертвой водой разнеслось звонкое и такое же мертвое стрекотание, лишенное каких бы то ни было эмоций.
Мутант расправил длинные узкие крылья. А в следующую секунду саранча, или как ее там… муранча — взлетела. Просто оттолкнулась от плавучего панциря-«лодки», на миг зависла над водой…
Стасу показалось, что она вот-вот упадет. Но нет, не упала.
«Рух-рух!» — крылья, как лопасти пропеллера, ударили по воздуху. И — «рух-рух-рух-рух!» — забили чаще, быстрее, разрубая темноту.
— Твою ж мать! — выдохнул Михеич.
Взвизгнула Таня.
Лучики фонарного света не успели за тварью: она взлетела в темноту, к нависающим над водой сводам. Зацепилась где-то там, среди расщелин и сталактических сосулек.
— Чири-хи-чири-хи… Чири-хи-чири-хи… — теперь звук шел сверху. Казалось, мутант висит над самой головой. И чего от него теперь ждать — неизвестно.
Как, впрочем, и от Тюти-«Харона».
Стас вдруг с удивлением обнаружил, что Тютя залез на «крота». Взлетевшая тварь отвлекла внимание лишь на пару мгновений, а «лодочник» — вот он, стоит на выступе титанового крыла субтеррины. Когда только успел? Словно тоже перелетел, как эта… муранча. Так умеют только призраки и очень быстрые сталкеры.
— Куда?! — Михеич направил автомат в грудь Тюте.
Тот лишь улыбнулся в ответ. Своей кроткой, доброй, немного печальной улыбочкой душевнобольного.
— В Тютю уже стреляли. Тюте не больно.
И разве это не правда? Стас покосился на Михеича.
— Назад, говорю!
— Тютю не надо бояться, — увещевал «лодочник», пробираясь к ним. — Тютю надо слушать. Тютя поможет. Тютя спасет. Тютя ищет Колдуна. Колдун был здесь. И если был, значит, вернется.
— Не вернется, — отрезал Стас.
— Вернется, — стоял на своем сумасшедший. — Тютя подождет, сколько нужно. Тютя поплывет с вами.
— Еще чего! — голос Михеича дрогнул. — Ну-ка проваливай ко всем чертям!
— Тютя к чертям не хочет. Они плохие, злые.
— И тварь свою забирай!
— Это не тварь, это кара! За неправедную жизнь и недостойные деяния! Саранча, сошедшая с небес на землю и еще ниже. Муранча, сожравшая грешников и не нашедшая праведников.
— Тварь — она тварь и есть, — просипел Михеич. — Тварей стрелять надо.
— Тю на тя, дедушка! — Тютя противненько захихикал. — Всех не расстреляешь. Каждая тварь послана на каждый человеческий грех. Сколько грехов понаделали люди, столько тварей и пришло им на погибель. На всех патронов не хватит. Ото всех не спасешься и не отобьешься. Тютя знает! Слушайте Тютю!
— Стоять! Еще шаг — и шмальну!
Стас уже не верил Михеичу. Если б хотел — шмальнул бы раньше. Тютя, наверное, тоже не верил. Или просто не слышал уже никого, кроме себя.
— Но это еще не самая страшная кара, — продолжал он. — Хищные твари, насылаемые на род людской, — это всего лишь хищные твари. Есть вещи пострашнее. Возьмите Тютю с собой. Тютя защитит. Тютя вразумит. Всех вас.
— Ага, еще одного психа на борту нам только и не хватало, — процедил Михеич.
«Еще одного, потому что первый — я», — отстраненно подумал Стас. Но сейчас он был полностью согласен с Михеичем: Тютю внутрь впускать нельзя. Пока «лодочник» находился под черной коростой в виде застывшего айсберга, он опасности не представлял. Сейчас же… Сейчас Стас явственно ощутил исходящую от него угрозу. Такую мягкую, ласковую и неотвратимую.
Тютя улыбался и шел к люку. Прямо на автоматы.
Михеич не стрелял. Парализованная, онемевшая Таня — тоже. И Стас прекрасно понимал, почему. По той же причине, по которой не стреляет и он сам. Страшно.
Ну не мог обычный человек находиться здесь, среди плавучего могильника, без изолирующего противогаза. И тем более вообще — без противогаза. А если он все же находится здесь без защиты — значит, он не обычный. И не человек вовсе. А если начнешь в него стрелять, то окончательно в этом убедишься. Вот поэтому-то и страшно.
