* * *
Идея написать детектив пришла в голову моей подруге Женьке.
Именно ее следует винить во всех обрушившихся на нас несчастьях, но сама
Женька, конечно, вряд ли с этим согласится. Более того, она нагло утверждает,
что это я виновница наших бед, и туманно намекает на некий дар, которым я якобы
обладаю, при этом обычно хмурится, смотрит с подозрением и скорее всего считает
меня ведьмой. Разубедить ее в обратном не представляется возможным. Стоит мне
произнести фразу: «Это случайные совпадения», как Женька начинает хитро
щуриться, кривить губы в пакостной улыбке и кивать головой с таким видом, точно
хочет сказать: «Кому ты вкручиваешь?» Поначалу меня это злило, и я пыталась ее
образумить, потому что никакого подозрительного дара у меня нет и в помине.
Увы, все мои попытки заканчивались скандалом; если быть честной, скандалила я:
вопила, обзывала Женьку дурой, крутила пальцем у виска и даже топала ногами.
Женька кивала, принимала серьезный вид и с интервалом в пять минут повторяла:
«Ну чего ты психуешь? Да я верю тебе, верю…» В общем, я оставила свои попытки
добиться справедливости, махнула на все рукой, и теперь, когда Женька начинает
вспоминать недавнюю историю, я принимаю покаянный вид и соглашаюсь со всем, что
она болтает.
Надо сказать, что Женькино повествование о наших
приключениях с каждым разом становится все красочнее и все невероятнее, хотя
они и сами по себе здорово напоминают запутанный детектив, где нам с подружкой
была уготована роль сыщиков. А началось все с моего желания сесть за стол,
взять тетрадочку и сочинить что-нибудь романтическое: дебри Амазонки, красавица
в плену у дикого племени, юный возлюбленный, подозрительно напоминающий
Тарзана, и прочее в таком же духе… Тяготение к экзотике объяснялось просто: уже
несколько лет я работала в туристической фирме и успела кое-где побывать и
кое-что повидать, а вот неожиданно обнаружившуюся у меня тягу к графомании я
объяснить вряд ли сумею. В каком-то смысле в этом повинна все та же Женька. Она
писала стихи (довольно скверные, надо признать) и небольшие рассказы, главными
героями которых были попеременно то кошки, то собаки, а один раз даже лемур.
Рассказы о животных Женька читала мне каждый четверг (в
среду у нее больше свободного времени, и она тратила его именно на сочинение
новых произведений), я слушала, плакала, мы обнимались с Женькой, тоже
плачущей, выпивали литра три чаю и шли куда-нибудь ужинать, по дороге рассуждая
о том, что мир устроен скверно и чутким душам здесь не место.
Слезливость моя в ту пору объяснялась просто: только что с
нулевым счетом закончился роман, который длился почти год. Мне пришлось
признать очевидный факт: человек, которого я любила столь продолжительное
время, совершенно мне не подходил, и это несмотря на общие интересы (он был
хозяином в той самой турфирме, где я работала), материальный достаток и свободу
(имеется в виду, что мы оба до встречи друг с другом не были связаны узами
брака). Восемь месяцев наш роман развивался и радовал, на девятом месяце мы
подали заявление в загс и, как люди широких взглядов, не дожидаясь выполнения
всех формальностей, съехались в одной квартире с целью совместного проживания.
Вот тут-то и выяснилось, что для этого самого совместного проживания мы
совершенно не приспособлены. Конечно, Денис считал во всем виноватой меня, а я
— его, но, если честно, его присутствие в доме с самого первого дня здорово
действовало мне на нервы, и, только сбежав в свою однокомнатную «хрущевку», я
вновь почувствовала себя успокоенной, потому что мысленно желать по нескольку
раз за вечер любимому человеку «чтоб ты пропал!» все-таки не очень приятно, и в
некоторые моменты меня это даже по-настоящему тревожило.
В общем, мы с Денисом разъехались, но, так как продолжали
видеться на работе каждый день, смятение в душе осталось, я грустила, тосковала
и отказывалась заводить новые знакомства. Вышагивая после работы домой, утешала
себя различными любовными историями, которые тут же на ходу придумывала в
больших количествах. Таким образом Женькины собачки, кошки и один лемур в
сочетании с моей тоской и жаждой настоящей любви пробудили во мне желание
написать роман. Я решала, где должно происходить действие романа — в Бразилии
или в Египте (в Египте вместо диких племен мне виделись кочевники), и имела
неосторожность открыть свой замысел Женьке. Мои намерения привели ее в восторг.
— У тебя прекрасный слог, — размахивая руками,
вещала она, бегая по моей комнате точно заведенная, — и прекрасное знание
материала я имею в виду эту Амазонку… а недавняя трагедия придаст твоему
повествованию необходимую достоверность…
Посовещавшись, мы пришли к выводу, что действие может
происходить как в Бразилии, так и в Египте, можно даже сначала в Бразилии, а
потом в Египте, или наоборот. Героиня — стюардесса, самолет ее терпит крушение,
падает в джунглях, в живых остается только она. На поиски самолета отправляется
команда спасателей, которую возглавляет молодой красавец… Тут наш союз с
Женькой дал первую трещину: она хотела, чтобы молодой красавец был блондином с
ярко-синими, точно васильки, глазами, я же, согласившись с синим цветом глаз,
настаивала на брюнете.
В этом месте разговор от литературы перешел к суровой
действительности, и мы малость повздорили: Женька припомнила мне Дениса,
который был брюнетом, оттого и оказался непригодным для совместного проживания,
а я в свою очередь напомнила про одного блондина, оказавшегося многоженцем,
скрывающимся от алиментов на четверых детей, от которого не так давно Евгения
Петровна с превеликим трудом избавилась.
Через час Женька покинула мою квартиру в сильнейшем гневе,
рявкнув напоследок:
— Или блондин, или никто!
Где-то после полуночи Женька позвонила:
— Пусть он будет русым. Конечно, это не совсем блондин,
то есть, если честно, это вовсе не блондин, потому что русым называют всех, кто
не брюнет.
— Идиотка! — крикнула я, так как к этому моменту
только-только успокоилась и смогла уснуть.
— Ах вот как! — разозлилась Женька. — Делай
его кем хочешь, только вряд ли у тебя выйдет что-то путное. У меня есть опыт, с
этим ты не можешь не согласиться, и как человек опытный, я тебе заявляю: или
блондин, или у тебя вовсе никаких шансов.
— Он будет лысым, — отрезала я и повесила трубку.
Неделю мы продолжали вести переговоры по данному вопросу, в основном прибегая к
помощи телефона, и делали друг другу незначительные уступки. Женька предложила
обойтись словом «светловолосый», добавив хмуро: «И не надо утрировать, пусть
каждый вообразит цвет волос по-своему», — а о глазах она дипломатично
помалкивала.
Шла вторая неделя, я не написала ни строчки, но не реже трех
раз в день скандалила с Женькой по телефону. В воскресенье вечером она пришла
ко мне и прямо с порога заявила:
