— Не знаю, но Аверин вовсе не разбился, его убили.
— Ну и что? — вдруг зашипела Женька, наклоняясь ко
мне. — Может, и убили. Он бизнесмен, врагов у них немало, а мы, если
пойдем в ментовку, только наживем неприятности.
— Что ж тогда делать?
— Ничего. Конечно, свинство с его стороны умереть, так
и не успев выполнить свое обещание, но другого спонсора можно найти, а вот
здоровье — вряд ли.
— Что-то ты не то говоришь, я не здоровье имею в виду,
а милицию. Аверин убит, а не погиб, как считают в его конторе, милиции об этом
неизвестно, и убийцу искать не будут…
— А нам что с того? — нахмурилась Женька. —
Говорю, здоровье дороже. Бизнесменов сейчас стреляют пачками, нас не трогают, и
слава богу.
— Послушай, можешь считать меня какой угодно дурой, но
я хочу знать, то есть… я не могу не думать об этом деле. Труп с ножом в спине,
авария… Черт возьми, да я свихнусь, изо дня в день размышляя об этом.
— Ясно, — вздохнула Женька. — Мне это
знакомо. Бывает, услышишь какую-то фамилию и думаешь, думаешь, пока не
вспомнишь, откуда ее знаешь. Вот что, менты никуда не денутся, а мы с тобой
проведем журналистское расследование. Если Аверин разбился, значит, труп тебе
привиделся, и ты идешь к психиатру, а если нет… будем думать.
Предложение мне не очень понравилось, но своего У меня не
было, и пришлось согласиться. Мы расплатились" покинули кафе и зашагали к
офису Аверина. Женька нацепила на майку карточку спецкора «Комсомольской
правды» и меня снабдила такой же. Подружка в самом деле сотрудничала с
«Комсомольской правдой», конечно, не с той, что в Москве. В нашем городе
«толстушка» выходит с приложением в четыре листа с новостями губернии. Так что
мы с чистой совестью вошли в офис, поздоровались и объяснили, что нам надо.
Прессу смерть Аверина, как видно, не взволновала, впрочем,
так же, как милицию. Оттуда позвонили в офис, сообщили о трагедии, на этом все
и кончилось. Сотрудники пребывали в растерянности, слонялись из кабинета в
кабинет, выглядели пришибленными и явно не знали, что теперь делать. В общем,
наше появление пришлось весьма кстати.
Мы отправились к секретарше. Девушка сидела в комнате рядом
с кабинетом Аверина и горько плакала. Нам вроде бы обрадовалась. Женька
устроилась за столом, сварила кофе, напоила меня и девушку, которую звали
Наташей, и принялась задавать вопросы, причем не как репортер, а как сыщик.
Оттого, наверное, первый вопрос прозвучал на редкость оригинально:
— Когда вы видели своего шефа в последний раз?
— Во вторник, — не задумываясь, ответила
Наташа. — В среду он уже уехал, а вернуться должен был сегодня.
— А в среду он что, не заезжал в офис?
— Нет. Он уехал прямо из дома.
— А о своей поездке сообщил вам накануне?
— Да… то есть нет. — Девушка на секунду смешалась,
а потом со вздохом произнесла: — Честно говоря, я не помню, говорил ли он во
вторник что-нибудь о поездке в Москву… но он часто туда ездил.
— И всегда на несколько дней?
— Нет. Обычно в тот же вечер возвращался, но иногда и
на несколько дней.
— Но ведь ему, наверное, понадобились бы для поезда
какие-то бумаги, он должен был предупредить вас…
— Какие бумаги, — пожала плечами Наташа, —
все бумаги в бухгалтерии… а я так… что-нибудь напечатать, отнести, кофе
сварить. Если честно, он мог целый день ни разу не позвать меня. Общались по
телефону. Я тут как на коммутаторе: звонит кто, я спрашиваю и соединяю или
горю, что Ярослав Сергеевич занят. Вот и все.
— Понятно, — кивнула Женька. — А кому в таком
случае Ярослав Сергеевич сказал, что поедет в Москву?
— Он Пашу предупредил, то есть Павла Васильевича, он
здесь, в соседнем кабинете. А Павел Васильевич пришел утром и сказал: «Аверина
не будет, в Москву уехал»
— А он всегда предупреждал этого Пашу?
— Ну… — Девушка явно была в недоумении. — Обычно
все знали, он же не скрывал свои поездки в Москву ездил часто…
— А как все об этом узнавали? — не унималась
Женька. Девушка нахмурилась:
— Он просто говорил, и все…
— А во вторник вы ничего подобного не помните? Она
пожала плечами. Женька вздохнула, прикидывая что еще спросить, и начала
вкрадчиво:
— А во вторник в котором часу он ушел с работы?
— В шесть. Нет, в пять минут седьмого. Я еще здесь
была, он заглянул, сказал: «До свидания, Наташенька» — и ушел.
— А вы?
— Я тоже ушла. Сразу же. Шефа нет, а мне чего сидеть?
— А вернуться он не собирался?
— Зачем?
— Вот уж не знаю, — не выдержала Женька. —
Могли у него возникнуть срочные дела в офисе? Наташа пожала плечами:
— Понятия не имею. Я же ушла следом за ним.
— А вот если бы, к примеру, он решил вернуться поздно
вечером, когда все сотрудники уже разошлись, он смог бы попасть в офис?
— Конечно. У него же есть ключи.
— А кто включает в офисе сигнализацию?
— Не знаю, наверное, кто уходит последним, из
бухгалтерии кто-нибудь. — Вопрос о сигнализации Наташу насторожил, она
подозрительно посмотрела на Женьку, потом на меня. Я ответила самым честным
своим взглядом и любимой улыбкой: застенчивой и даже немного робкой. Наташе
улыбка понравилась, и девушка успокоилась.
Женька посидела, подумала, но больше не смогла придумать
никаких вопросов, потому сказала:
— А с Павлом Васильевичем мы можем поговорить?
— Наверное, если он не занят. Идемте, я вас провожу.
Павел Васильевич оказался симпатичным парнем лет двадцати пяти; в джинсах и
футболке он выглядел чрезвычайно демократично, хоть и сидел в собственном
кабинете.
— Павел Васильевич, вот из газеты хотят с вами
поговорить, — скороговоркой пробормотала Наташа.
— Прошу, — кивнул он на стулья и посмотрел с
любопытством.
Мы ему понравились, это стало ясно. Павел Васильевич
наградил нас широкой улыбкой; вообще особой скорби по хозяину в нем не
чувствовалось, впрочем, может, он просто оптимист.
Наташа вышла, а Женька приступила к допросу. Мне вновь
досталась роль молчаливого свидетеля, чему я, признаться, не огорчилась. Умных
вопросов задавать не умею, и следователь из меня никудышный.
