По профессии подружка была медсестрой, несколько лет назад
она познакомилась на крымском курорте с отдыхающим там Колобком, которого
по-настоящему звали Артем Николаевич Новодворцев. В то время Артем Николаевич в
очередной раз развелся, страдал, присматривался к женщинам и в конце концов
высмотрел нашу Аньку. Она была не замужем, на море выехала впервые, и сладкие
речи Колобка в сочетании с морским прибоем сделали свое черное дело: Анюта
влюбилась, да так, что и Джульетту могла заткнуть за пояс. С юга они вернулись
вместе с Колобком и сразу же попытались наладить совместную жизнь Аньки хватило
почти на год. Все это время она кормили мало работающего, но много пьющего
сожителя, взывала к его совести и умоляла не губить ее жизнь. Колобок к словам
не прислушивался, пил много и подолгу, в результате чего был уволен из
больницы, где проработал к тому моменту двадцать лет и ранее числился на
хорошем счету. Спившись с горя, Колобок заночевал под соседним забором. Так как
Анька искала его во всевозможных местах, а вот забор во внимание не приняла,
под утро его обнаружил участковый и доставил домой. Вид чумазого, небритого и
пьяненького Колобка наконец-то произвел на Аньку впечатление, она огрела его
половником, собрала вещи и удалилась к родителям, отказавшись от встреч с ним
раз и навсегда. То ли удар половника пришелся весьма кстати, то ли лежание под
забором оказало самое благотворное действие, но буквально на следующий день
Артем Николаевич загорелся идеей заняться частной практикой на ниве
психоанализа. Поначалу были всевозможные трудности, которые он с завидным
упорством преодолевал, и где-то через год смог явиться к Анюте во всем блеске
своего нового положения. Но Анька успела выйти замуж и от предложенной Колобком
завидной жизни отказалась. Примерно еще через год подружке понадобилось сменить
работу медсестры на более доходную, она вспомнила про Колобка, и, надо отдать
ему должное, он встретил ее с распростертыми объятиями. Анька числилась
медсестрой, получала очень прилично, а к Колобку относилась как к непутевому
чаду: ругалась, фыркала, но в обиду не давала. Впрочем, то, что в настоящий
момент его активно охмуряет Женька, подружку не беспокоило, она считала, что
Колобок попал в хорошие руки и вреда ему от этой сомнительной связи никакого не
произойдет.
— Он тут едва не женился, — косясь на дверь, за
которой муж с дочкой смотрели телевизор, сообщила Анька. — Я имею в виду
Колобка. Такое выбрал… Хорошо, Женька подвернулась, может, дури в мозгах-то
поубавится. Как думаешь?
— Очень надо мне думать о твоем Колобке, —
фыркнула я. — Лучше скажи, ты не заметила: Аверин был знаком с этой
Стеллой?
— Не знаю. Вряд ли. Ее один художник привел. Сначала
ходил он, а деньги за него, по-моему, платила она, а потом сама стала на сеансы
бегать, видно, тоже глюки пошли. А может, от безделья. С Колобком, когда он в
ударе, поговорить одно удовольствие. А Стелла эта не совсем уродина, и он
наверняка соловьем пел перед нею. Вот у" когда она утонула, Аверин появился.
Это я точно помню Так что если они где и встретились, то не у нас. К тому же
Аверин на вид мужик положительный, друг другу они не пара… хотя кого только
черт не сведет… — Анька нахмурилась, должно быть подумав о Колобке, а я
вздохнула, потому что не знала, о чем еще спросить подругу, а ценными
сведениями так и не разжилась. — Слушай, — вдруг обрадовалась
Анька, — а ведь к нам мент приходил и тоже про эту Стеллу расспрашивал, не
меня, конечно, а шефа. Я еще удивилась: смотрю, из его кабинета мужик вышел, ну
явно не из наших клиентов, одет простенько, да и вообще… Спрашиваю Колобка:
«Кто такой», а он мне: «Из милиции». Я интересоваться начала, на кой ляд мы
ментам понадобились, а Колобок в ответ: «Расспрашивали о клиентке, ее
психическом состоянии, не могла ли она, к примеру, совершить убийство». Колобок
менту вежливо объяснил, куда ему лучше отправиться, но выглядел обеспокоенным.
Тут эта Стелла утонула, и он вроде обрадовался, ручки потирал, я и поняла, что
мент спрашивал именно про нее.
— А фамилию мента не помнишь? — на всякий случай
спросила я.
— Нет. На что мне его фамилия, я с ним даже не
разговаривала.
— А как он выглядел?
— Обыкновенно, — пожала Анька плечами. Я еще
немного к ней поприставала и поняла: вспомнить она ничего не сможет и, чего
доброго, начнет выдумывать. Уложив Юльку спать, на кухне появился Анькин муж, и
мы сменили тему. Где-то после десяти я отправилась домой. Анька пошла меня
провожать.
Я решила экономить и поехала на троллейбусе. Так как Анька
жила в новом районе, мне предстояло тащиться на троллейбусе минут сорок. Одно
хорошо: народу немного. К сожалению, только вначале. Возле Дворца культуры в
троллейбус ввалилась целая толпа молодых людей, шумных и, мягко говоря, не
совсем трезвых. Один из них — плюхнулся на сиденье рядом со мной и с места в
карьер принялся знакомиться. Я отвернулась к окну и старалась не обращать на
него внимания, но все равно нервничала. Он положил руку на спинку сиденья, а я
решила покинуть троллейбус. Вышла на ближайшей остановке, трое типов вывалились
следом, и я здорово испугалась, потому что, кроме нас на остановке никого не
было. Только-только я собралась впасть в отчаяние, как из арки ближайшего дома
повился милицейский патруль, и мои новоявленные знаковые присмирели. Я перевела
дух, тут подошел троллейбус, и я в него запрыгнула, не разглядев толком номер.
Пассажиров было довольно много, и парни, загрузившись в заднюю дверь, не смогли
сразу пробиться ко мне, но их присутствие все равно беспокоило, потому что от
остановки по моего дома минут семь ходьбы, причем через скверик, темный,
заросший кустами и деревьями. Подобная перспектива не внушала оптимизма,
оставалось надеяться на то что за это время парни найдут другое развлечение или
что в сквере кто-то из знакомых будет выгуливать свою собаку.
Поглощенная этими мыслями, я смотрела в окно и старалась по
возможности слиться с интерьером. Парни все еще были на задней площадке, и я
надеялась их как-то обмануть, выскочив в последний момент. Замерла у двери,
призывая на помощь свое везение, и тут кто-то пробасил над самым ухом:
— На следующей выходите?
Я вздрогнула, повернулась и слабо пискнула:
— Да.