Обстановка Дома творчества была небогатой и сильно
напоминала канцелярскую. Длинный коридор и шесть дверей по обе стороны. Перед
первой дверью Женька остановилась, хитро мне подмигнула и отважно вошла. За
огромным столом в полном одиночестве восседал дядька неопределенного возраста и
странной наружности. Он явно скучал и вертел в руках ключ. Пальцы толстенькие,
короткие, с неровными, точно обгрызенными ногтями. При виде нас он оживился,
громко сказал «здравствуйте» и «присаживайтесь», после чего продолжил возню с
ключом, но теперь выглядел не просто скучающим, а задумчивым. Я взглянула на Женьку,
но спросить, что это за тип, не рискнула: комната маленькая и мой вопрос он бы
непременно услышан.
Мы сели у окна на расшатанные стулья, Женька закашлялась и
дипломатично заявила:
— Хорошая погодка сегодня…
Дядьке надоело тоскливо пялиться на закрытую дверь, и он
решил поддержать разговор. Женька на радостях запела соловьем, легонько
толкнула меня в бок локтем и с видом ярмарочного зазывалы сообщила:
— А это, Яков Семенович, моя подруга Анна Асадова…
— Ага — хмыкнул он, — автор детективных произведений.
— Я пока написала только один роман, — испуганно
сообщила я, сообразив, что дядька здесь самый главный.
— Сейчас все пишут, — сказал он и засмеялся. Мы
засмеялись тоже, решив, что это шутка и реакции от нас ждут
соответствующей. — Что ж, посидите немного, а я покурю. — Ипатов
поднялся и пошел к двери, а я накинулась на Женьку:
— Это правда он?
— Кто? — испугалась она.
— Твой Ипатов, конечно! Скажи на милость, почему он
такой чумазый?
— Откуда мне знать? Он гений. К тому же демократ и
увлекается восточной философией или чем-то там еще. Мудрецы не любят мыться. И
отстань, я волнуюсь, а ты пристаешь с глупостью.
Тут дверь распахнулась, и в комнате появилась очень
колоритная парочка. Круглолицая румяная дама невысокого роста и выдающейся
комплекции и длинный худой мужчина, очень похожий на суслика.
— Здравствуйте, — нараспев сказала женщина, а
суслик кивнул.
— Это Оля и Сережа, — затрещала Женька. — А
это Анна Асадова, про которую я вам рассказывала.
— Читали, читали, — бабьим голосом заявил Сережа и
хитро мне подмигнул. В ответ я выдала свою лучшую улыбку.
Понемногу в комнате стали собираться люди, за исключением
лунолицей Ольги одни мужчины. Гениальный Ипатов тоже вернулся и теперь баловал
товарищей какой-то притчей, при этом почему-то стоя к Ольге спиной, но ей и
спина, судя по всему, нравилась, она неотрывно смотрела в затылок Ипатову с
блуждающей на губах улыбкой и, сложив на груди пухлые ладошки, томно вздыхала.
Потом повернулась ко мне и громким шепотом заявила:
— Гений гениален даже в малом.
Смысла я не уловила, зато заметила, как уши гения дрогнули,
а он, выдержав паузу, наконец-то повернулся к толстушке лицом и добродушно
спросил:
— Как здоровье? — А между прочим, мог бы и не
спрашивать: глядя на ее круглое лицо с ярким румянцем, только жуткий недотепа
усомнился бы в том, что Ольга исключительно здорова.
— Спасибо, — расцветая улыбкой, ответила Ольга и
торопливо добавила: — Я прочитала ваш роман. На одном дыхании. — В этом
месте она судорожно вздохнула, подняла взгляд к потолку и еще раз повторила: —
На одном дыхании…
— Ну-ну, — кивнул Ипатов и, расправив плечи,
зашагал к своему месту за столом.
Все торопливо расселись, почему-то не глядя в наш сторону,
более того, все как бы нарочно делали вид, что нас здесь и вовсе нет. Такое
невежливое и даже странное поведение меня не на шутку разволновало, я усмотрела
в этом дурной знак.
— Вы знаете, — произнес Ипатов с легким намеком на
торжественность, — сегодня у нас обсуждение… романа Анны Асадовой. —
Он кивнул головой в мою сторону. — Роман написан в жанре детектива. —
При этом слове все непроизвольно поморщились, а я еще больше испугалась. —
С рукописью ознакомились?
Трое из семи сидящих мужчин кивнули, а мне стало стыдно:
отняла время у серьезных людей…
— Я также ознакомился с рукописью, — вздохнул
Ипатов, посмотрел на Женьку как на врага и тут же отвел взгляд, избегая встречи
с моей разнесчастной физиономией. — Итак… кто желает высказаться?
Высказаться пожелали все, в том числе и не читавшие романа.
Увы, их критика вполне могла сойти за хамство, но думать плохо о совершенно
незнакомых людях не в моих правилах, и я остановилась на определении
«нелицеприятная». Ипатов отмалчивался, но время от времени удовлетворенно кивал
головой. Ольга незаметно начала кивать в такт, а потом громогласно заявила:
— Вещь скучная. — Сделала паузу, в продолжении
которой все притихли и даже насторожились, а она добавила: — Я смогла прочитать
только тридцать пять страниц, хотя очень старалась…
Через несколько минут выяснилось, что старалась она все-таки
не зря, потому что хоть и смогла прочитать мой роман только до тридцать пятой
страницы, но содержание его знала лучше, чем я, что позволило мне заподозрить
ее некотором лукавстве. Но поразила меня вовсе не румяная Ольга, а гениальный Ипатов.
Под конец он взял слово, высказывался минут пятнадцать. Некоторое время я
следила за ходом его мысли, но мысль была столь витиевата, что на десятой
минуте Яков Семенович сам потерялся, почмокал губами, удивленно взглянул,
пытаясь припомнить, по какому поводу его товарищи собрались и сидят теперь,
хмуря лбы, и ни с того ни с сего рассказал очередную притчу, смысл которой я
вновь не уловила, наверное, из-за сильнейшего волнения. Причем не только я
одна. Когда Ипатов замолчал, все настороженно замерли, ожидая продолжения,
ничего не дождались и в отместку вновь накинулись на меня, да так рьяно, что
через пять минут я почти не сомневалась: мне предложат длительный отдых…
скажем, в сумасшедшем доме.
К счастью, слишком бурные эмоции всех изрядно вымотали, и
экзекуция длилась не так долго, чтобы я успела скончаться от стыда за свою
бездарность и нахальство. Я сидела с багровым лицом, косясь на Женьку, которая
сменила окраску с красной на бледно-зеленую и явно готовилась дать решительный
отпор.
— Извините, — промямлила я. — Вы хотите
сказать, что мой роман никуда не годится?
— Э-э, — Ипатов весомо крякнул и спросил: — Вы по
профессии кто?
— Экономист…
— Ну вот, дорогая, и занимайтесь своим делом. А
литературу оставьте в покое… знаете, как говорится, «коль сапоги начнет тачать
пирожник…» или что-то в этом роде…
