— Не-а, он вообще-то не велел звонить… Передайте, ежели
что, пусть подгребает в сауну на Могилевского, мы там Пашкину звездочку
обмываем.
Я швырнула трубку и сказала Роману Андреевичу, настороженно
шевелящему ушами:
— Гребите в сауну, Пашкину звездочку обмывать.
— Больно надо, — усмехнулся он. — Пашка ее
вторую неделю обмывает.
— Анфиса! — заорала Женька из ванной, я вскочила и
с перепугу кинулась к ней.
— Чего ты орешь? — зашипела я, заглядывая в
ванную.
— Как фамилия этого типа?
— Какого?
— О господи, того, что на кухне сидит!
— Громов. На что тебе его фамилия? Женька уставилась в
потолок, а потом заявила:
— Пойду-ка я твою соседку проведаю, давненько не
виделись.
— Кругом одни чокнутые, — вздохнула я, вернулась в
кухню и с горя съела тарелку пельменей.
— Анфиса, пойдем в кино? — предложил Роман
Андреевич.
— Спятил совсем, — проворчала я и хотела съесть
еще порцию, но вовремя от этой идеи отказалась: что обо мне человек подумает?
Минут через двадцать вернулась Женька, физиономия ее
буквально сияла, так что я даже растерялась, поскольку повода для этого не
видела.
— Анфиса, — пропела она ласково, — можно тебя
на минутку? А Роман Андреевич пока посуду помоет.
— Я с удовольствием, — отозвался тот и кинулся к
мойке, а я побрела в комнату.
Женька закрыла дверь и звенящим от счастья голосом сообщила:
— Я позвонила Никодимову.
— И что? — поинтересовалась я, пытаясь вспомнить,
кто такой Никодимов.
— Этот с кухни — майор, точно?
— ну?
— А Никодимов сказал, быть ему подполковником.
— Мне-то что с этого? — чуть не заорала я. Женька
прижала ладонь к моим губам, вопль получился негромкий, но зловещий.
— С того, что он настоящий. И по описанию подходит.
Никодимов сказал: «Ромку ни с кем не спутаешь». Уж что верно, то верно. Из
командировки он вернулся три дня назад. Соображаешь?
— Нет, — честно сказала я.
— Что ж ты глупая такая? Он не может быть замешан, то
есть он не убийца.
— Я рада. И что?
— Анфиса, — перешла Женька на ласковый
шепот, — давай его оставим?
— Где?
— В квартире, конечно. Он хозяйственный, пельмени
ляпает, и здоровущий — страсть. С таким не страшно. Опять же почти подполковник
и в этом деле чист.
— Он же не собака, — растерялась я. — Что
значит «оставить»?
— Пусть поживет маленько, ну чего ты, Анфиса…
— Пусть он в твоей квартире живет, — отрезала я.
— Вот ты какая… Конечно, не тебя должны укокошить, а
моя жизнь ничего не значит, — заключила Подружка.
В этот момент в дверь позвонили, и мы разом вздрогнули,
отчего-то испугались и, стоя на месте, продолжали таращиться друг на друга, а
Роман Андреевич, топая как слон, пошел открывать. Тут я опомнилась и кинулась
следом, но опоздала: на пороге стоял Толик с очередным букетом и с некоторым
испугом взирал на нашего нового жильца. Сам жилец, по-прежнему в шортах, майке
и матроске, спросил сурово:
— Кого надо, дядя?
— Э-э… — начал Толик, а я выпорхнула вперед и
пробормотала:
— Добрый вечер.
— Ехал мимо, — смущенно сказал он, — Надо бы
позвонить. Извини.
— Цветы Анфисе? — ткнув пальцем в букет, спросил
Роман Андреевич.
— Да, — совершенно растерялся Толик.
— Давайте, — кивнул жилец, сграбастал букет и
потопал на кухню.
— Проходи, — промямлила я.
— Ага, — влезла Женька, ухватила проходящего мимо
Романа Андреевича с вазой в руках и представила: — Во знакомьтесь, это Ромашка,
друг, Анфисин разумеете. У меня таких друзей сроду не было. Прибыл из
командировки, теперь здесь живет.
— Очень приятно, — кивнул Толик, не подавая руки,
шагнул назад через порог. — Извините.
— Заходи, ежели что, — пробасил Роман
Андреевич. — За цветочки спасибо.
Дверь захлопнулась, а я едва не заревела. Роман Андреевич с
вазой и букетом дипломатично скрылся в комнате.
— Чего ты пнем стоишь? — заволновалась
Женька. — Слава богу, мы теперь избавились от этого убийцы. Пуст знает, у
нас надежная охрана.
— Он мне нравился, — пролепетала я. — И он
меня спас.
— Нравился… А обо мне ты подумала? Если наш майор не
убийца, ослу ясно, что укокошит меня Толик. А Ромашка тебя тоже спас… И вообще,
он парень неплохой. Великоват немного, но к этому можно привыкнуть. Главное,
что от этого гада избавились.
— От одного избавились, — разозлилась я, — а
другой теперь здесь живет.
— Вот и хорошо. Хочешь, валерьянки накапаю? Чего ты так
разволновалась? Ромашка! — гаркнула Женька на всю квартиру. — Ставь
чайник, Анфиса чаевничать желают…
Оставшуюся часть вечера мы смотрели телевизор, а в
одиннадцать легли спать. Мы с Женькой устроились на диване, а Роман Андреевич
на полу. Правда, Женькиными стараниями ложе ему соорудили довольно удобное. Наш
майор через пять минут крепко спал, а я крутилась с боку на бок и не могла
взять в толк, как такое могло со мной произойти?
— Хватит ерзать, — сонно сказала Женька. —
Толик тебе не пара.
— А кто мне пара? Этот гоблин?
— Он защитник Отечества, между прочим, и, если присмотреться,
симпатичный. Почти. Пословицу слыхала: с лица воду не пить, или что-то в этом
роде. А Толик форменный бандит, хоть рожа у него, конечно, ничего.
— Толик интеллигентный молодой человек.
— И мой убийца, — хмыкнула Женька.
Я вскочила и почти прорыдала, трагически заламывая руки:
— Нет, это невыносимо… он еще и храпит. Что, черт
возьми, этот гад делает в моей квартире?
— Заткнись, — нахмурилась Женька. Только я
собралась достойно ответить и напомнить, что мы в моей квартире, как Женька
вдруг прошептала: — Слышишь?
