— Нет-нет, — заверила я. — Это не к спеху.
Может быть, ваш шофер как-нибудь сможет ее завезти?
— А чем, кстати, вы сейчас заняты?
— Ничем, — помедлив, ответила я. — Сижу с
книжкой и пытаюсь читать…
— Ни к чему красивой девушке портить себе зрение.
Знаете, что мы сделаем? Я пришлю за вами машину, вы заглянете ко мне и заберете
свою сережку. Машина будет через пятнадцать минут.
Не успела я что-нибудь промямлить в ответ, как он повесил
трубку. На кой черт мне к нему ехать, если сережку может привезти шофер? Нет,
здесь какой-то умысел. Надо было отказаться… а для чего, спрашивается, я
рисковала бриллиантом (если честно, бриллиант был такой маленький, что просто
удивительно, как это шофер Козырева его заметил)? В общем, я вскочила с кресла,
торопливо подготовилась к встрече с главным злодеем, подошла к зеркалу и, в
целях поддержки в себе силы духа, подумала: «Если он решил меня укокошить, рука
должна дрогнуть».
В дверь деликатнейшим манером позвонили, я увидела
вчерашнего типа подозрительной наружности и покинула квартиру в его
сопровождении, оставив Женьке записку в холодильнике. Дозвониться до нее я не
смогла, а холодильник выбран был вот по какой причине: если рука у мафиози
все-таки не дрогнет и меня укокошат, Женька должна знать, где меня угораздило
скончаться. А Козырев хитрец, может послать кого-нибудь из мальчиков проверить
квартиру на предмет все той же записки. Но ни у какого мальчика ума не хватит
искать ее в холодильнике, а Женька как придет, так в него сразу и полезет.
Записка лежит под пакетом молока, и подружка ее не пропустит. Все это дает
яркое представление о том, как основательно к тому моменту у меня «съехала
крыша». Во дворе старушки наблюдали за моей посадкой в «Мерседес», и это тоже порадовало:
есть три свидетеля, и тетя Маша назовет точное время, потому что со своим
пуделем Тошей она всегда гуляет в перерыве между сериалами. В общем, меня
голыми руками не возьмешь.
До улицы Гороховой мы домчались за десять минут, ворота
раскрылись, мы въехали во двор с симпатичными клумбами по бокам, на крыльце
собственной персоной стоял Козырев и радостно мне улыбался. Он не поленился
спуститься и лично открыть дверь машины. Чего-то ему от меня надо, и скорее
всего это «чего-то» весьма важного свойства.
— Рад, что вы у меня в гостях, — заявил он.
— Я, собственно, на минутку, — пробормотала я в
ответ, чувствуя, что от волнения меня начинает слегка потрясывать. Взяв меня за
локоть, Козырев все с той же счастливой улыбкой препроводил меня в дом.
Обстановка дома производила странное впечатление: мебель в
чехлах, шторы задернуты, вид совершенно нежилой. Длинным коридором мы прошли в
комнату, которая больше напоминала кабинет. Но стол был заставлен тарелками, а
Николай Петрович любезно предложил:
— Прошу вас, не откажитесь со мной позавтракать.
— Спасибо, я завтракала. Мы ведь с вами уже выяснили,
что по натуре я жаворонок.
— От кофе, надеюсь, не откажетесь?
Кофе мы выпили, я похвалила его вкус и в качестве приза
получила сережку, после чего и собралась откланяться.
— Куда вы так торопитесь? — засмеялся Козырев. Я
пожала плечами.
— Не хочу отнимать у вас время, я и так доставила
ненужные хлопоты.
— Шутите? Да я просто счастлив, что вы здесь. «С чего
это вдруг?» — чуть не съязвила я, но вместо этого состряпала серьезную
физиономию и произнесла, тщательно подбирая слова:
— Николай Петрович, вы были женаты на сестре Анатолия,
я знаю, произошел несчастный случай и… в общем, Для меня ваше поведение
выглядит немного странно.
— Я вас понимаю, — вздохнул Козырев. — Месяц
назад похоронил жену, а вместо большой скорби проявляю интерес к женщине, с
которой едва знаком? Пусть вас это не удивляет. С моей женой мы уже лет пять
жили врозь. Она в этом доме, а я в пригороде. Совершенно чужие люди,
сохраняющие видимость брака.
— Почему бы тогда не развестись? — спросила я,
желая поддержать разговор.
— Как у каждого человека, у меня есть маленькие тайны,
о которых не должны знать другие. Жена при каждом удобном случае мне об этом
напоминала.
— То есть она вас шантажировала?
— Не так откровенно. Просто я знал, что в случае
развода на меня выльется ушат грязи. Я жил своей жизнью, жена совершенно этому
не препятствовала, рядом не было женщины, с которой я хотел бы связать свою
судьбу, короче, создавшееся положение вполне устраивало обоих. Смерть Стеллы
меня огорчила, как огорчила бы смерть любого другого знакомого человека, но
делать вид, что я скорблю, притворяться безутешным вдовцом — увольте.
— Но ведь вы вместе отдыхали на юге, — напомнила
я. — Может быть, вы преувеличиваете вашу отчужденность и на самом деле
что-то связывало вас?
— Совместный отдых был ее идеей. Понятия не имею, чего
это вдруг пришло ей в голову. Наверное, просто решила немного потрепать мне
нервы. Ее тактику я изучил давно и никогда не перечил, так ей скорее надоедало,
и она вновь оставляла меня в покое. Не знаю, говорил ли вам Анатолий, его
сестра была психически неуравновешенной женщиной. Когда мы познакомились восемь
лет назад, я решил, что она человек без предрассудков, очень свободный в своих
действиях, с собственным мнением обо всем, это мне было невероятно симпатично.
Потом оказалось, что она просто чокнутая, извините за грубость… Бог с
ней, — махнул он рукой. — Я рад, что ее больше нет рядом. И давайте
сменим тему, а то выходит, что я жалуюсь на жизнь.
— Вовсе нет, — в ответ пожала я плечами.
— Да что там: конечно, жалуюсь. Боюсь, вы решите, что я
бесчувственный человек. Мне бы этого очень не хотелось. Сегодня ночью я лег
поздно и думал о вас, а утром, узнав о сережке, обрадовался, что есть повод
позвонить. Хотя, если честно, я позвонил бы и без повода. — Он засмеялся,
весьма довольный собой, а я решила малость вправить ему мозги.
— Николай Петрович, вы интересный человек и мне
симпатичны, но… как бы это сказать… у нас разные траектории, которые не
пересекаются. Меня вряд ли привлечет ваша жизнь, а вас заинтересует моя. Я со
студенческих лет вполне самостоятельна, мне нравится рассчитывать на саму себя,
а роль болонки в большом доме совсем не по вкусу. Большие деньги меня
настораживают, потому что я плохо представляю, что с ними делать, разговоры о
делах, в которых я не смыслю, действуют на нервы, и жить в таком доме я бы
просто не смогла. Для меня это все равно что ночевать на вокзале. Оттого
«хрущевка» предпочтительней, мне там уютней. Налицо убогая психология маленького
человечка, и мне вовсе не хочется подрасти. Ваш интерес мне льстит, не скрою,
но и только-то. За кофе спасибо и за сережку тоже.
