Он только кивнул.
Подняв трубку, я набрал номер, с которого звонил Логинович.
— Да, я слушаю вас, Сергей Иванович, — ответил вальяжный голос.
— Включите громкую связь.
Он высокомерно проговорил:
— Нас и так слышат те, кому это положено.
— Приходько там?
— Это не важно, вы разговариваете со мной, а я уполномочен всем гражданским населением вести эти переговоры.
Я презрительно и грубо ответил:
— Слышь, шестерка, мне глубоко плевать на ваш комитет в общем и на тебя лично. Ты и твои дружки по комитету, когда принимались на службу и получали аттестаты на довольствие, подписывали документы, в которых давали клятву выполнять устав внутренней службы, беспрекословно подчиняться военным властям и не вступать ни в какие организованные группы без согласия военных властей. Вы нарушили взятые на себя обязательства, хотя паек исправно получали и жрали в три горла, хотя по вашим же словам множество людей умирали от голода. Поэтому для вас у меня только один вариант развития событий — вы подлежите уничтожению.
Пауза. Логинович, все еще не веря и считая себя неприкасаемым, заверещал, перейдя на «ты»:
— А ты что, сам не нарушил присягу? Ты украинский офицер, а перебежал к клятым москалям. И кто ты после этого?
Я усмехнулся. Спорить с этим отбросом было, мягко говоря, противно, но вопрос повис в воздухе.
— Да, я давал присягу защищать украинский народ, чем я и занимался. Даже таких утырков, как ты, защищал. Людям, которых я и моя группа вытаскивали из зинданов, освобождали от рабства и вывозили в Севастополь, было откровенно наплевать, что у меня на шевроне украинский трезубец или российский триколор. Но знай, урод, лично тебе и твоим околонаучным прихлебателям я обещаю, что при любом раскладе, даже если мы пойдем на договор с теми, кто за вами стоит, то в любом случае одним из основных и главных условий будут твоя голова и головы твоих дружков-извращенцев, наколотые на ограду центрального парка. И это не метафора, это мое обещание, и ты, тварь, знаешь, что я привык исполнять свои обещания.
Я не выдержал и хохотнул:
— Еще раз спрашиваю, Приходько там?
Опять пауза. И через некоторое время в трубке раздался другой, явно напряженный голос.
— Слушаю, полковник.
Глава 10
— Привет, олигарх. Неужели ты думаешь, что тебе всё просто так сойдет с рук?
А сам махнул рукой Дегтяреву и, прикрыв трубку рукой, показал один палец — цель номер один приоритетная — и прошептал: «Ждать команды».
В этот самый момент в спальном районе Симферополя, называемого «На семи ветрах» или «Маршала Жукова», в простонародье «Жучка», в гаражах автотранспортного предприятия открылись створки ворот и, ревя двигателями, на исходную позицию стали выдвигаться три САУ «Гвоздика», два Т-64 и четыре трофейные немецкие гаубицы. Место было выбрано великолепно. Именно отсюда, с господствующей над городом высоты, почти как со смотровой площадки, можно было легко рассмотреть, а соответственно и обстрелять любую цель. До вокзала и соответственно до места событий расстояние оказалось смехотворным, поэтому у опытных артиллеристов, специально привлеченных для этой операции, были по сути дела полигонные условия, и можно было ожидать попаданий не только в здание, но и в указанные окна на нужном этаже. Правда из-за бурана ничего рассмотреть нельзя было, но цели давно были выверены и пристреляны.
Мысленно прикинув необходимое для самоходок время на выдвижение на исходные позиции, ориентацию на местности, распределение целей, я глянул на часы и приготовился ездить по ушам Приходько и его подручным…
В трубке послышался смешок.
— Ты меня пугать вздумал, полковник?
Но тут же замолчал, проигрывая ситуацию. Он был далеко не дурак, в отличие от придурковатого демагога Логиновича, иной бы в нашем бизнесе не выжил, и сразу попытался просчитать, что стоит за моими словами.
Пауза затягивалась. Наконец-то он выдал:
— И давно ты знаешь?
— Задолго до того, как ты об этом начал думать.
— Я тебя не понимаю.
— Мы тебя выбрали на эту роль и позволили сделать то, что ты сейчас сделал. Уж не думаешь ли ты, что вас просто так допустили в город и дали возможность развернуться, распихать везде своих людей. Не держите нас за таких идиотов, мы вроде как повода не давали.
Нервный смешок в трубке и характерное фоновое шипение, которое сопровождается громкой связью, исчезло — теперь Приходько слушал мои ответы только сам.
— Ты блефуешь, полковник.
— Нисколько. Ваши закладки в системе вентиляции уже давно нейтрализованы, продукты и воду с долгоиграющим снотворным никто использовать не будет, даже систему обогрева мы отключили, хотя это сильно ничего не изменит.
— У вас все равно не так много времени, скоро запас горючего в аварийных генераторах закончится, и вся ваша система безопасности прекратит работать.
— Это вы так думаете. Мы в любой момент сможем уйти в прошлое. В системе предусмотрены аварийные накопители, которые обеспечивают бесперебойную работу канала в течение пяти минут — время, достаточное, чтобы всем обитателям уйти в прошлое. При этом тут вам останется активированный тактический ядерный заряд, так сказать в подарок.
— Чушь, нет у вас ядерного оружия.
— Это тебе россияне сказали? Фр-р-р-р.
Я не удержался и фыркнул.
— Так они первые поставили условие в качестве гарантии, что установки не попадут в левые руки, должны быть заминированы ядерными боеприпасами. Причем могут подорвать заряды при необходимости в любой момент дистанционно, правда при условии, что я в состоянии отменить их команду. Именно на таких условиях нам начали оказывать материальную и военную помощь, они не альтруисты и романтики. Чистый прагматизм.
Опять пауза. Мой собеседник анализировал полученную информацию и, видимо, стал догадываться.
— Хорошо, допустим, вы знали. Зачем тогда дали возможность действовать?
— Ты точно хочешь знать?
В трубке послышался презрительный смешок:
— Полковник, мне кажется, ты время тянешь…
— Не проблема, давай созвонимся через десять минут, думаю, будет что обсудить…
— Ну-ну, сказочник, — только и успел ответить наш оппонент.
Я положил трубку.
— Олег, цели два и три уничтожить, только быстрее.
Время тянулось очень медленно, и я с диким напряжением смотрел на бегущую секундную стрелку на больших часах, висевших на стене. Хотя внешне старался ничем не показывать свое состояние, но все в этой комнате прекрасно понимали, что сейчас поставлено на кон.
