Матушка еще раз вздохнула и замолчала. Неожиданно история
меня заинтересовала, и я надеялась на продолжение.
— И что потом? — не очень вежливо спросила я.
— Ничего, — пожал плечами батюшка. — Музей,
конечно, открыли, назвали именем Петра Наумовича, а его похоронили в парке,
рядом с домом, как он завещал, в музее теперь за хозяйку его жена, очень
хорошая женщина и верующая.
Помогает всем, чем может, а похищенные ценности до сих пор
не найдены, и нас всех это очень удручает. Выходит, лучше б Петр Наумович их в
свое время в столицу отдал, там охрана надежнее, да и вообще…
Женька почесала нос и, должно быть, решив, что мы довольно
далеко отошли от первоначальной темы разговора, спросила:
— Значит, отец Сергей, ничего противоестественного в
Липатове не происходит?
— Для меня противоестественно, что люди бога не
боятся, — нахмурился он, голос его зазвучал сурово. — А местные
власти… — Он рукой махнул в досаде. — Нет нигде порядка.
Тут Женька взглянула на часы, и я тоже. Если мы думали
воспользоваться услугами юного бизнесмена, стоило поторопиться.
Мы поблагодарили за чай и вскоре простились с хозяевами,
которые вышли проводить нас. Подружка, окинув взглядом просторный двор,
смекнула, что батюшке ни к лицу дух стяжательства, и спросила:
— Нельзя ли у вас машину оставить? Она у нас возле
магазина стоит…
Насчет лодки мы договорились, а бросать имущество без
присмотра…
— Конечно, конечно, — заволновался батюшка, —
хотя у нас. в селе случаев воровства не наблюдалось, бог миловал, но в это
время приезжих много, так что осторожность не повредит. Перегоните к сарайчику…
Далее последовали благодарственные слова, взаимные
заверения, после чего Женька отправилась за машиной и вскоре на ней вернулась.
Мы оставили «Жигули» возле сарайчика, извлекли из багажника чемодан и,
простившись с гостеприимным семейством, направились по тропинке к реке.
Отрок ждал нас, сидя на корме лодки. Суденышко показалось
мне на редкость хлипким и совершенно не подготовленным к путешествию по воде с
большим чемоданом. Я плавала хорошо и за наши жизни не очень переживала, а вот
чемодан плавать не умеет, и мы его скорее всего лишимся, об этом следовало
подумать. Но только не Женьке. Для нее все это мелочи, а о мелочах она не
думает.
— Здорово, — поприветствовала она предприимчивого
ребенка.
— Я уж решил, что не придете, — проворчал он,
помог Женьке забраться с чемоданом в лодку, вставил весла в уключины, дождался,
когда мы устроимся, и вдруг потребовал:
— Деньги покажите.
— Какие? — слегка прибалдели мы.
— Сотню, — удивился отрок.
Женька возмущенно приоткрыла рот, но вместо того, чтобы
сделать зарвавшемуся ребенку внушение, достала сотню, повертела ею перед его
лицом и сунула в карман джинсов.
— Вези аккуратней.
Мальчишка оттолкнул лодку от берега, ловко запрыгнул в нее и
подхватил весла. Река хоть особой мощью похвастать и не могла, не широка и не
величава, но зато оказалась капризной, делала в этом месте поворот, и течение
здесь было довольно бурным. Несмотря на все старания мальчишки, лодку сносило
по течению.
— Чемодан у вас тяжелый, — заметил он, изрядно
запыхавшись.
— Греби, отрок, и без критики, — хмыкнула Женька.
Он еще немного поработал веслами и не выдержал:
— Вы бы мне помогли, тетя…
— Ага, умный нашелся. Подрядился, так работай.
— Далеко снесет, вам же ножками топать.
— Ничего, прогуляемся.
— А чемодан? Он ведь тяжелый.
— Шантажист, — возмутилась Женька, между тем лодку
все заметнее сносило течением. — Помогу, только стольник пополам.
— Это всего пятьдесят рублей, — обиделся
мальчишка.
— «Всего», — передразнила Женька и презрительно
отвернулась.
В конце концов парень сдался, и мы с Женькой заняли его
место, памятуя, что ребенку еще предстоит возвращаться назад и ему стоило
поберечь силы.
Работали мы не очень слаженно, но бодро и вскоре пристали к
берегу. Мальчишка вытащил наш чемодан, получил полсотни и, объяснив, как пройти
в Липатове, отчалил. А мы стали подниматься по крутому берегу.
Подъем с чемоданом нас не воодушевил. Выбравшись наконец на
ровное место, мы огляделись. Метрах в двадцати выше, где из воды торчали сваи
снесенного моста, начиналась песчаная дорога, мы потопали к ней. Чемодан решили
нести по очереди, и сейчас была очередь Женьки, я шла впереди, пытаясь среди
деревьев различить какие-либо строения. Отрок уверял, что до деревни километра
три, не более, но теперь в правдивость его слов я не очень-то верила, местность
казалась мне какой-то необитаемой.
А между тем день клонился к вечеру, то есть вечер к ночи. Я
взглянула на часы — время позднее, а мы только-только выбрались на дорогу. Тут
я некстати вспомнила о разгуле нечистой силы и невольно поежилась, солнце
садилось за реку, и через полчаса будет темно, а здесь ни фонарей, ни света в
деревне, чего доброго пройдем мимо…
— Зря мы на ночь глядя сюда отправились, —
заметила я ворчливо. — Можно было в Заручье переночевать. Мир не без
добрых людей. Матушка бы не отказала.
Женька заметно поежилась и почему-то понизила голос:
— Думаешь, в самом деле что-то может быть?
— Что «что-то»? — не поняла я.
— Ну… Ухает или воет, не помню, что там в письме.
— Не говори глупостей, — возмутилась я. —
Батюшка намекал, что твоя Игнатова личность, как бы это выразиться, не вполне
надежная в смысле информации. Банника, к примеру, отец Сергей вовсе
комментировать отказался, а выть могут собаки.
— Я и собак боюсь, — заявила Женька; — Они
кусаются.
— С чего им кусаться?
— Не знаю, может, бешеные. Слушай, Анфиса, твоя очередь
чемодан нести.
— Еще чего. Половина пути не пройдена.
— А как ты узнаешь, что уже половина?
— Узнаю, — отрезала я.
Идти по дороге было совсем не трудно и даже приятно, она
петляла от одного перелеска к другому, и я с томлением ожидала, когда покажется
Деревня.
