По моему мнению, половины пути мы так и не прошли, а уже
стемнело. Впрочем, песчаная дорога хорошо была видна в темноте, и заблудиться
мы не боялись.
Другое беспокоило меня. Кому доводилось идти ночью через
поле, тот знаком с тревожным чувством, которое возникает как бы без всякой
причины. На бескрайнем небе, которого в городах просто не бывает, засверкали
звезды, ночь выдалась безлунной, и это тоже почему-то пугало. Женька, пыхтя
из-за своей тяжкой ноши, старалась держаться рядом со мной, то и дело
вглядываясь в темноту.
— Ты трусишь, что ли? — не выдержала я.
— Чего мне трусить? — обиделась подружка и тут же
добавила:
— Где эта чертова деревня?
— Не поминай на ночь, — шикнула я. Женька испуганно
охнула и перекрестилась, а я смилостивилась и взяла у нее чемодан.
— Думаешь, половину прошли? — спросила она, я лишь
пожала плечами.
— Ты вот что, — решила я отвлечь ее от глупых
мыслей, — расскажи мне про убийство Холмогорского, если сама чего знаешь.
— Давай я тебе лучше утром все расскажу, —
вздохнула она. — Вспоминать покойников к ночи тоже не очень хорошо.
— Да что на тебя нашло? — разозлилась я.
— Сельская местность не является для меня привычной
средой обитания, — обиженно заметила подруга. — А ты правда ничего не
боишься или выпендриваешься?
— Я боюсь в темноте деревню проглядеть, — ответила
я. — Не забывай, люди без света сидят, да и время для деревенских уже
позднее.
— Надо быть внимательнее, — согласно кивнула она и
пошла веселее.
Впереди возникло что-то темное, судя по очертанию, еще один
перелесок, мы прошли мимо, и тут Женька заорала что есть мочи, а я с перепугу
выронила чемодан и хотела тоже заорать, но нашла в себе силы спросить для
начала:
— Ты чего, чокнутая?
Подружка ткнула пальцем за мою спину и невнятно
пробормотала:
— Удавленник.
Я посмотрела в ту сторону и от неожиданности вздрогнула, а
потом здорово осерчала на подругу.
— Женя, ты дура, — сказала сурово. — Это
журавль.
— Журавль? — растерялась она.
— Колодец.
И в самом деле, в нескольких шагах от нас находился колодец,
на длинной цепи, свисая с длинного наклонного шеста, темнело ведро и чуть
заметно раскачивалось с неприятным скрипом.
— Ох, господи, — перекрестилась Женька, — не
поверишь, сердце в пятки улепетнуло, что за придурок до такой конструкции
додумался?
— Надо знать родную историю.
— А ты знаешь?
— Частично. — Судя по вредности, которая рвалась
наружу, о душевном спокойствии подруги можно больше не волноваться. —
Идем, — позвала я. — Если есть колодец, значит, деревня всего в трех
шагах, а может, мы уже в деревне, просто еще не поняли.
Женька воодушевилась, сделала несколько шагов по дороге и
ткнула пальцем куда-то в сторону.
— Свет.
И точно, слабое сияние пробивалось из темноты. Не
задумываясь, мы свернули с дороги и заспешили на огонек и вскоре чуть не
уперлись носами в бревенчатое строение с крохотным оконцем, на котором стояла
свеча, пламя слабо подрагивало, а я завороженно таращилась на него.
Между тем Женька уже стучала в низкую дверь, и я присоединилась
к ней.
И только после этого сообразила, что бревенчатое сооружение
— это баня и ломиться сюда, как бы это выразиться, не совсем прилично. Однако
хозяева выбрали не совсем подходящее время, чтобы попариться.
Послышались шаги, затем дверь распахнулась, и мы увидели… уж
не знаю, что на меня нашло, но заорала я еще громче Женьки. Перед нами стояло
существо, смутно похожее на пожилого мужчину, в беспалой лапе оно держало
стакан со свечой, освещавшей снизу его лицо, заросшее рыжей щетиной, с черными глазками-пуговками
и кустистыми бровями. Существо ухмылялось, демонстрируя два желтых жуткого вида
клыка, на самые его брови была надвинута шапка-ушанка с торчащими в разные
стороны ушами, грудь покрыла густая растительность, одежда отсутствовала.
Существо премерзко хихикнуло и глумливо сообщило:
— Заждался.
Женька, слабо охнув, стала заваливаться вправо, а я заорала
еще громче.
Это привело подругу в чувство, и она присоединилась ко мне,
но моих вершин достичь не могла. Не сговариваясь, мы резко развернулись и,
бросив чемодан, понеслись в темноту не разбирая дороги. Я обо что-то
споткнулась и грохнулась на мокрую от росы траву, Женька упала рядом, хрипло
дыша.
— Анфиса, что это было? — с ужасом пролепетала
она, оглядываясь. Никто за нами не гнался, лишь журавль поскрипывал рядом.
— Откуда мне знать?
— Этот… банник, да? Ты же литератор, должна знать
народные обычаи и обряды.
— При чем здесь обряды? — возмутилась я.
— Он за нами не побежал, — продолжала
разглагольствовать Женька. — Видно, покидать свой объект ему не положено.
Интересно, много тут таких объектов? Я знаю домового, лешего, теперь банника,
конечно, а ты кого?
— Женя, ты дура, — второй раз за вечер сообщила я,
но взволнованной Женьке было на это наплевать, она и глазом не моргнула. —
Банник — это суеверие. — Отдышавшись, я поднялась на ноги, Женька тоже
встала.
— Ага, — усмехнулась подруга, — суеверие, а
кто первый заорал?
— Конечно, оно выглядело необычно.
— Кто «оно»? — вредничала Женька.
— Ну… человек, естественно.
— Человек? — усмехнулась она. — Тогда пойдем
за чемоданом.
Я вглядывалась в пугающую темноту ночи и совершенно
отчетливо поняла, что возвращаться за чемоданом в настоящий момент не могу ни
за какие коврижки.
Этому решению сильно способствовал и тот факт, что чемодан
был не моим, а Женькиным. Я сказала:
— Надо легко расставаться с вещами.
— То-то, — удовлетворенно заметила Жень — боишься,
потому что сомневаешься, что оно местный житель, я имею в виду… короче, ты
поняла, — вздохнула подруга, ухватила меня за руку и задала вполне здравый
вопрос:
— Что делать-то будем?
— Надо к людям, — нервно оглядываясь, заявила я.
