— Надо, — затосковала Женька, — знать бы еще,
где они.
Тут за нашей спиной что-то хрустнуло, мы подскочили,
вцепившись друг в друга, и бросились бежать куда глаза глядят. В основном они
глядели в темноту по причине отсутствия какого-либо света, и вдруг мир вокруг
точно свихнулся, совсем рядом что-то ухнуло, в другом конце что-то завыло, и
началась такая катавасия, что не приведи господи.
Не знаю, чем бы все закончилось для моих нервов, если б мы с
Женькой со всего маха не влетели в забор. Он оказался ветхим, а сила, которая
несла нас по деревне, могучей. В общем, мы влетели в забор, он не выдержал и с
жутким хрустом и скрипом рухнул, причем вместе с нами. Руки обожгло, и я
сообразила, что лежим мы в зарослях крапивы. Ухать перестало, а вой
действительно имел место и для моей расшатанной нервной системы звучал
неприятно, но ничего потустороннего в нем не было.
— Женя, это собака, — как можно спокойнее сообщила
я, приподнимаясь.
Гнилые доски забора подо мной затрещали, а я чертыхнулась,
боясь пораниться — в таких заборах обычно полно гвоздей. Я все-таки поднялась и
попыталась поднять Женьку, она лежала без движения и громко стучала
зубами. — Это собака, — здорово разозлившись, повторила я. Ясно, что
от Женьки толку никакого, придется брать инициативу в свои руки.
— Ты меня успокаиваешь, — не поверила подружка.
— Прекрати немедленно, вставай. — Мне все-таки
удалось заставить ее подняться. — И пойдем к людям.
— Да-да, — кивнула подружка, — к людям. А
куда идти, ты знаешь?
— Это забор, — ткнула я пальцем в рухнувшее
сооружение, правда, рухнувшее частично. — Мы пойдем вдоль него и выйдем к
дому.
Она кивнула и, вцепившись в мой локоть, сделала первый шаг.
Идти вдоль забора оказалось делом непростым: прежде всего пришлось пробираться
сквозь крапиву, которая в некоторых местах достигала нашей груди, дважды путь
нам преграждали самые настоящие заросли, преодолеть которые было делом
немыслимым, и их пришлось обходить, при этом я страшно переживала, что в
темноте мы собьемся с курса и потеряем наш забор. К счастью, этого не
случилось. Наконец, забор кончился, и мы вышли ко двору. За двором последовал и
дом. Вскоре мы уже стояли на высоком крыльце и робко стучали в окно.
Некоторое время ничего не происходило. Ни звука, ни шороха,
только наше учащенное дыхание. Затем в крохотном оконце рядом с дверью мелькнул
огонек, а мы с облегчением вздохнули, дверь со зловещим скрипом открылась, и мы
увидели банника, то есть, может, теперь это был и не банник, а кто-то еще,
домовой, к примеру, но выглядел он точной копией первого, в той же шапке, с той
же ухмылкой и с теми же клыками, в беспалой руке держал свечу, и свет ее
отбрасывал на его физиономию причудливые тени, глаза жутко блестели… в общем,
это было совершенно непереносимо.
— Наконец-то, — хихикнуло существо, на этот раз,
по-моему, во что-то одетое, а мы с Женькой Скатились с крыльца и бросились
прочь, но без воплей, так как вопить сил уже не было. Банник что-то кричал нам
вслед, но либо он невнятно произносил слова, либо мы их не понимали, разобрать
нам ничего не удалось. Преодолев не меньше километра, мы рухнули на колени
возле каких-то зарослей и попытались отдышаться.
— Прости меня, Анфиса, — вдруг сказала
Женька, — я не должна была тебя сюда привозить. Если б я сейчас была одна,
то хоть за тебя не беспокоилась бы.
— Женя, — совершенно не обращая внимания на
покаянные слова подруги, которые сильно смахивали на исповедь перед последним
причастием, твердо начала я, — всему есть простое и логичное объяснение.
Сейчас ни ты, ни я логически мыслить не способны, значит, надо дождаться утра и
разобраться со всей этой галиматьей.
— До утра еще далеко, — пожаловалась Женька.
— Летом ночи короткие, — утешила ее я. —
Смотри, заря занимается, скоро рассвет.
— Где? — обрадовалась Женька.
— Что? — не поняла я.
— Заря, естественно.
Я наудачу ткнула пальцем, так как, будучи сугубо городским
жителем, мало смыслила в таких вещах, но определенно помнила, что есть заря, за
которой следует рассвет, и, говоря по чести, не мешало бы им поторопиться.
— Заря должна быть на востоке, раз солнце там восходит,
а это не восток, а север, — проворчала подружка.
— Откуда тебе знать? — возмутилась я.
— Как откуда? Я же карту смотрела. От города мы ехали
на юг, точнее, на юго-запад, а город за нашей спиной.
— С чего ты взяла?
— С того. Там река. Слышишь, плещется. Я ничего не
слышала, но порадовалась: если Женька начала вредничать, значит, все в порядке,
от страха не умрет.
— Река тут с трех сторон, — не сдавалась я. —
И вообще: сказано тебе, скоро рассвет, вот и жди.
— Анфиса, — охрипшим голосом вдруг позвала Женька,
я настороженно замерла и услышала шаги, а затем увидела… Первой мыслью было —
волк.
Огромный, страшный, он возник в паре метров от нас и замер,
глядя зрачок в зрачок. — Я этого не вынесу, — заволновалась Женька и
закрыла глаза, а я подумала: мне здорово повезет, если я лишусь сознания.
Ничего подобного. Женька клацала зубами, зверь сидел напротив, а я таращилась
на него. — Анфиса, что же это? — пискнула Женька. — Волк?
— Сиди, не шевелись, — пробормотала я.
— А глазищи-то… Анфиса, вдруг это не собака вовсе?
Здоровый-то какой…
— Заткнись, говорю. Это собака… Собачка, — позвала
я наудачу и даже посвистела немного:
— Шарик, Дружок, Полкан… — Фантазия моя на этом
истощилась. Пес, или кто бы он ни был, сел копилкой и завыл, да так, что у меня
буквально волосы встали дыбом.
— Нет, я больше не выдержу, — охнула Женька, и я
мысленно с ней согласилась. Потратив на сольное выступление никак не меньше
пяти минут, зверь, не обращая на нас никакого внимания, спокойно развернулся и
вскоре растворился в темноте. — Фильм ужасов, да и только, — с
заметным облегчением вздохнула Женька.
Мы поднялись с земли и сделали несколько робких шагов в
неизвестном направлении. Женька обо что-то споткнулась и едва не упала, я
подхватила ее, больно ударилась коленом и тут поняла, что перед нами скамейка,
сделала еще несколько шагов и, можно сказать, уперлась носом в палисадник. В
трех метрах от места, где мы стояли, находился дом. Темный и, честно сказать,
жутковатый, потому не очень-то мы и радовались.
— А вдруг здесь опять этот? — прошептала Женька.