— Значит, из газеты прислали? Лучше бы, конечно,
мужиков поздоровее, у нас тут не каждый выдержит. Главное, девоньки, все как
есть пропишите, чтоб начальство зашевелилось и ударило по нечистой силе на всех
фронтах. Обнаглели совершенно. И так точно в тайге глухой живем, а теперь еще и
без света.
— Свет тоже нечисть?.. — усомнилась Женька, а
Августа ответила:
— Нечисть не нечисть, но без нее не обошлось, это уж
точно. Вот что, девоньки, давайте я на стол соберу.
— Нет-нет, — сказали мы в два голоса, потому как
лично у меня после ночных приключений начисто пропал аппетит, а мужик вдруг
ожил и застенчиво сказал:
— Августа, девкам бы стресс снять, да и нам…
— Точно, — кивнула она. — Давай. Мужик
поднялся и ходко направился к газовой плите рядом с печью, только тогда я
обратила внимание на странный агрегат, стоявший там бачок с краном, из которого
в пол-литровую банку что-то капало. Чувства ко мне понемногу возвращались, и я
сообразила, чем в кухне так пахнет, а далее стало вовсе просто: странное
техническое устройство — самогонный аппарат, и воняет так отчаянно ею, родимой.
Василий взял банку, заполненную наполовину, поменяв ее на
пустую, и устроился за столом. Из печи появилась картошка, еще теплая, из шкафа
хлеб, из подпола огурцы и холодец. Тетка Августа достала четыре стопки,
наполнила их пахучей теплой жидкостью и сказала:
— За нашу победу.
После чего все выпили, даже я, потому что за победу грех не
выпить.
Василий приналег на холодец, Августа на картошку, а мы с
Женькой закусили огурцом. Нервам лучше не стало, зато желудок возмутился,
теплый самогон пить мне ранее не приходилось, и первый опыт никакого удовольствия
не доставил.
— Хороший у тебя самогон, — заметил Василий, с
улыбкой глядя на хозяйку.
— Хороший, но с тебя на сегодня хватит.
— Ну, Августа…
— Ничего не ну… Кто забор обещал подправить? То-то… И
не лезь с глупостями, мне надо с умными людьми поговорить.
— Вы нам про банника расскажите, — брякнула
Женька. — Мы тут встретили одного.
Она поведала о наших мытарствах. Хозяева выслушали наш
рассказ со вниманием, после чего принялись гадать, чья это может быть баня.
— Если рядом с колодцем, значит, либо Тимохиных, либо
Вовки Татарина, — сообщил Василий, с вожделением поглядывая на банку,
Августа проигнорировала его взгляды и спросила:
— А как он выглядел?
— Кто, банник?
— Ну да, мужик этот.
— В шапке-ушанке, два клыка, глаза блестят, а еще лапа
без пальцев, то есть они вроде есть, но не человеческие.
— Вова Татарин, — удовлетворенно кивнула
хозяйка. — Он лет десять назад по пьяному делу пальцев лишился, а в ушанке
он зимой и летом ходит, говорит, темечко мерзнет.
Я с облегчением вздохнула, ну вот, как я и предполагала,
никакой нечистой силы, все понемногу начинает проясняться. Женька же данным
обстоятельством вроде бы осталась недовольна.
— Как же так, ведь вы про банника в редакцию писали…
— С банником вот что вышло, — немного стыдясь,
начала Августа. — Это Веркин муж оказался, он восемь лет назад сбежал, а
тут вернулся. Она его в бане и прятала, чтоб мать свою постепенно к этой
радости подготовить. Бабке девяносто лет, и она могла не пережить. А Федька, он
и раньше на человека особенно похож не был, а тут бродяжил, да и в бане немного
одичал. В общем немудрено было его с нечистью перепутать. А он по пьяному делу
по всем баням шарахался и целую деревню вводил в заблуждение, измучились с ним
до невозможности и Веркину баню решили спалить. Верка напугалась, вот тогда и
покаялась. Мать ее в больницу свезли, а Федька в дом переместился, но все
равно, если его на улице ближе к вечеру встретишь, жуть берет. Верка его при
свете разглядела как следует и выгнала, все равно толку нет, раз всегда пьян
так, что лыка не вяжет.
— А давно у вас нечисть балует? — заметно
повеселела Женька.
— У нас всю жизнь места беспокойные. Болота, лес. То
леший водит, то на болоте огни. Иван Иваныч говорит, на острове в стародавние
времена святилище было, идол стоял, ему жертвы приносили человечьи. Кровью
мазались и прыгали вкруг него. Страсть. Вот с тех времен нечисть и шалит. Идола
давно нет, а мерзкий дух остался.
— А где этот остров? — спросила Женька.
— На болоте. Кругом болотина, а на острове благодать. А
ягод сколько.
Раньше ведрами таскали и на дорогу. Как ягодный сезон, так
мы с копеечкой.
Теперь моста нет, дороги нет, и за ягодами никто из наших не
ходит. А дачники пошли и сгинули, хоть говорили им: нечего там делать, на
острове огни мерцали, а это не к добру. Последний раз такое было перед войной.
Живем как на вулкане, а тут еще связи с цивилизацией никакой, может, вправду
война, а мы и не узнаем, пока на голову бомбу не сбросят. Что хоть там по
телевизору говорят?
— Все как обычно.
— И то хорошо… В общем, на остров ходить стало опасно.
Там вешки и сто раз хожено-перехожено, а ты вдруг раз — и в воде по пояс. Вот и
бросили туда ходить. Ну, Вова Татарин или вот Васька могут на остров и без
вешек, но им без надобности. А Вова на той неделе говорил: на болоте нечисто. А
Вова знает.
Иван Иваныч с исследовательской целью туда собирался и едва
не погиб. Просто чудом спасся, в самую жижу угодил, хорошо, Василий недалеко
оказался, крики услышал и вытащил Иван Иваныча, спас от гибели.
— А кто такой Иван Иванович? — спросила Женька.
— Дачниц. Живет в крайнем доме. Выдающегося ума мужчина
во всех областях человеческих знаний. Особенно, историей интересуется. Мы
каждый вечер у него собирались в лото играть. Но как свет кончился, пришлось
прекратить.
Магазин далеко, а керосин экономим, у кого со старых времен
остался. Свечи дело пустое, на час не хватает, горит неровно, и света мало…
Женька продолжила расспросы, но я перестала обращать
внимание на дальнейший разговор и вроде бы даже задремала, что и неудивительно,
учитывая позднее время, то есть раннее, потому что за окном заметно светлело.
— Ну, вот, — вздохнула Августа, выглянув в
окно, — ночь пережили, слава богу. Пойдемте, я вас в сенях спать уложу.
Я с трудом поднялась и последовала за хозяйкой.
