Сенник оказался маленькой комнатой с низким потолком,
бревенчатыми стенами и крохотным оконцем. Там стояли две кровати с железными
спинками и горой подушек, некрашеные полы были застелены полосатыми половиками.
В целом все выглядело очень мило и к чести хозяйки — опрятно. Я рухнула на
ближайшую постель и мгновенно уснула.
Пробуждение было не из приятных. То есть я проснулась,
вспомнила, не открывая глаз, где я и что со мной произошло вчера, с тоской
подумала о неблагодарном, никогда не любившем меня так, как любила его я, Романе
Андреевиче, едва не заревела с досады, посоветовала себе не раскисать, потом
решила позвонить Ромке, просто чтоб проверить его наличие в этом мире, а в
контакт, естественно, не входить, открыла глаза и… увидела жуткую физиономию.
Кто-то смотрел на меня, прижавшись к оконному стеклу.
— О господи, — охнула я и закрыла глаза, подождала
и еще раз взглянула на мир. Жуткая физиономия исчезла. Я пощупала свой лоб, не
горячий и не холодный, затем посмотрела на часы: половина одиннадцатого,
потянулась и позвала Женьку. Подружка тут же подняла голову и пожаловалась:
— Всю ночь чертовщина снилась, то я за кем-то бегу, то
кто-то за мной.
А под конец козел приснился, и вроде не козел даже и на
задних лапах. Скажи, к чему такое?
— К дождю, наверное, — философски ответила я.
— Надо бы сонник приобрести, — вздохнула
Женька, — давно собираюсь и все никак.
— Женька, ты сейчас никого не видела? — подумав,
спросила я.
— Где? — сразу насторожилась подруга.
— Ну… может, в окно кто заглядывал?
— Анфиса, ты меня пугать завязывай, я с ночи пуганая.
Как вспомню… — Договорить она не успела, в дверь громко постучали.
— Девчонки, — позвала тетка Августа, —
выспались?. Идемте завтракать.
Мы торопливо оделись и покинули сенник. Вошли в кухню. За
столом похмелялся Василий. Августа стояла возле плиты, а на скамейке сидел
белобрысый подросток, именно его физиономию я и видела в окне несколько минут
назад.
— Здравствуйте, — разулыбался он, — это я
бабе сказал, что вы проснулись.
— Внук мой, — кивнула на белобрысого Августа, тот
поднялся и заявил:
— Иван Семеныч Бородин.
— Очень приятно, — ответила несколько озадаченная
Женька, а я нахмурилась.
— А я знаю, как вас зовут, баба сказала, —
радостно сообщил подросток.
Я задумалась: что-то в ребенке было не так, то есть все
вроде бы нормально, руки-ноги на месте и голова, но как раз с головой что-то не
в порядке, в смысле выражения лица, да и радовался он чересчур бурно для своего
возраста, если учесть, что особого повода для радости не было.
Белобрысый опустился на лавку и весело гукнул, а мы с
Женькой насторожились.
— Ваня, поди-ка к Татарину сбегай, чемодан гостей
принеси, он возле его бани должен находиться. — Мальчишка убежал, а
хозяйка, накрывая на стол, сообщила:
— Внук у меня не в себе малость, папаша хронический
алкоголик, да и мать, если честно, не намного лучше. А он парень добрый, опять
же жалко, вот и взяла его к себе. Что ему в городе делать, одни тычки да
насмешки, а здесь на свежем воздухе и не обидят.
Мы с Женькой кивнули, и я перевела взгляд на самогонный
аппарат, он все еще функционировал, банка заметно наполнилась.
— Давайте за стол. — Под моим напряженным взглядом
тетка Августа взяла банку и принялась разливать жидкость в стопки.
— Давайте, — вдумчиво сказал Василий. — За
то, чтоб еще раз встретить солнце.
Мы выпили, но я твердо пообещала себе, что это в последний
раз, и покосилась на Женьку. Покосилась, честно сказать, со злостью. Ночные
страхи теперь казались мне несусветной глупостью, и стало ясно, что приехали мы
сюда напрасно, батюшка прав: все здешние беды от самогонных аппаратов.
Только мы приступили к трапезе, как дверь хлопнула, я
повернулась и от неожиданности вздрогнула. В кухне в сопровождении Ивана
Бородина появился вчерашний банник. Это был мужичок неопределенного возраста, в
шапке-ушанке, с рыжими патлами и небритый. Он весело скалился, демонстрируя два
оставшихся у него зуба, крупных, желтых и в самом деле здорово похожих на
клыки. Однако, несмотря на это, мужик устрашительно не выглядел, а даже
наоборот, комично, и теперь я терялась в догадках, с какой такой стати мы вчера
так перепугались.
С заметным трудом дядька внес наш чемодан и пристроил его в
трех шагах от порога.
— Здравствуйте, — радостно приветствовал он нас,
косясь на стол, украшением которого являлась пол-литровая банка с самогоном.
— Здравствуйте, — недружно ответили мы.
— Садись, — кивнула гостю Августа. —
Рассказывай, как вчера моих девок напугал.
Вова Татарин выпил, закусил, весело ухмыляясь, после чего
принялся рассказывать:
— Я вчера поздно вернулся, Зинка за керосином посылала.
Я на мотоцикл — и вперед, выполнять задание, заехал к куму, выпили малость, вот
я и припозднился, забыл, что Зинке обещал воды натаскать для полива. Она
разгневалась, а я, чтоб ей глаза не мозолить и в грех не вводить, ушел в баню.
Вдруг слышу шаги, идет кто-то, а так как с некоторых пор в
деревне у нас подозрительные дела творятся, решил взглянуть. Выхожу. Мать
честная, никак русалки. Увидели меня и в разные стороны — прысь. Я сначала
заволновался, потому что по ночам добрые люди не ходят, а у нас нечисть шалит.
Думаю, не иначе видение мне было, и думал так до тех самых пор, пока чемодан не
увидел.
Тут ясно стало, кого-то на ночь глядя из города принесло.
Взял я чемодан, в бане спрятал, чтоб вещи не пропали, а сам домой пошел. Не
успел раздеться, слышу стук в окно… Думаю, девки, наверное, так и есть, а они
врассыпную, сказать ничего не успел. — Вова хихикнул. Августа нахмурилась,
Василий молчал, а я чувствовала себя дура дурой. Женька, должно быть, ощущала
себя не лучше, на лице подруги отчетливо читалось недовольство. — Вещи в
целости и сохранности, — сообщил Вова и подмигнул нам. Мы поблагодарили
его, а Василий снова стал разливать, начав с нас, но Женька этому
воспрепятствовала, убрав наши стопки.
— Извините, — сказала она сурово, — мы на
работе. Нам надлежит разобраться, что у вас тут происходит.
— Да уж, разберитесь ради Христа, — закивала
Августа, — никакого житья не стало.
Женька взглянула на Вову Татарина и решила, как видно,
учинить ему допрос.
