— Само собой, — кивнула Женька. — Менты здесь
носом землю рыли, но… вроде подозревали одного из рабочих, однако доказать
ничего не смогли. Целых полгода здесь сыскари сидели, по ходу дела столько
преступлений раскрыли, от угона скота до кражи магнитол из машин, но на след
убийц Холмогорского так и не вышли. Музей стараниями его жены открыли, но сама
она по понятным причинам здесь не живет, хотя со всем рвением продолжает дело
мужа. В общем, детектив ты из этого вряд ли сляпаешь.
— Это уж точно, — кивнула я, поднимаясь с травы.
— До чего ж здесь места красивые, — вздохнув
полной грудью, мечтательно заявила Женька.
Не согласиться с ней было невозможно. Места действительно
красивые.
Река, часовня на холме, слева поля с перелесками, сзади
сплошной стеной лес, а над всем этим голубое небо, яркое солнце плюс пение
жаворонка и прочие сельские удовольствия.
— Если уж мы решили здесь остаться, не худо бы жилище
себе подыскать, — заметила я.
— Чем тебе у Августы не нравится? — усмехнулась
Женька.
— Я по ночам спать привыкла, а у нее заняться этим нет
никакой возможности. К тому же тетка явно спятила, меня просто дрожь берет от
заостренных кольев, и еще одного окропления святой водой я могу просто не
выдержать.
— Давай попробуем найти что-нибудь получше, —
согласилась Женька. — А сейчас я бы наведалась к Ивану Ивановичу.
И мы зашагали к деревне.
Женщины все еще сидели на скамейке, правда, теперь уже
втроем.
— Прогулялись? — спросила нас Валентина. Мы
кивнули, а она продолжила:
— Вы к нам надолго?
— Пока с вашим Кукуем не разберемся, — засмеялась
Женька. Женщины тоже засмеялись, я хихикнула из солидарности и тут
почувствовала чей-то взгляд, повернула голову и успела заметить на крыльце
молодого человека: узкое лицо, борода клинышком, колючий взгляд. Он торопливо
прикрыл дверь, и видеть его я больше не могла. Непонятно, с какой стати, но эта
встреча мне не понравилась, более того, я почувствовала нечто напоминающее
страх. Нет, в самом деле что-то не так в этом Липатове. — Ты
видела? — шепотом спросила Женька, едва мы немного удалились от дома.
— Ты имеешь в виду этого типа?
— Конечно. Рожа, по-моему, на редкость противная.
— Рожа как рожа, — не стала я
преувеличивать, — но взгляд мне не понравился. Надо бы выяснить, что это
за тип.
— Выясним, — кивнула Женька.
Деревенская улица сделала плавный поворот, мы свернули, и
вскоре очам нашим предстал дом с колоннами и верандою, издалека похожий на
постройку девятнадцатого века. Приглядевшись, я поняла, что построен он не так
давно, примерно в шестидесятых годах, может, чуть раньше. Дом окружала ограда
на кирпичных столбах, которые не мешало подновить, глаз радовали ворота,
распахнутая настежь калитка и парк. С такого расстояния ничего больше
разглядеть не удавалось, до усадьбы было довольно далеко.
— Что это такое? Дом Ивана Ивановича? — выдвинула
я предположение.
— Нет, — серьезно ответила Женька. — Больше
похоже на санаторий.
Правда, я ни о каком санатории не слышала.
— Я тоже, — кивнула я в ответ, и мы затоптались на
месте, вожделенно оглядываясь в поисках живой души, способной просветить нас.
Окно дома по соседству распахнулось, и мы узрели старушку,
которая, не говоря ни слова, внимательнейшим образом принялась нас
разглядывать.
— Здравствуйте, — дружно сказали мы. Старушка
кивнула улыбаясь, а мы продолжили:
— Не скажете, где дом Ивана Ивановича?
— А вон он, — кивнула бабка, мы посмотрели в том
направлении и увидели добротный дом, стоявший чуть в стороне рядом с небольшим
прудом, в котором в настоящий момент плавали утки. — Только его дома
нет, — сообщила старушка, — полчаса как ушел. К болоту. Ему там точно
медом намазано. Все чего-то ищет, фотографирует. А вам он зачем?
— Поговорить хотели, — уклончиво ответила Женька.
— Это вы к Гутьке Игнатовой приехали? Из газеты?
— Мы.
— Нечисть гонять? Тогда вам точно к Иван Иванычу, он с
ними дружит.
— С кем? — заинтересовалась я разговором и
направилась к словоохотливой старушенции, Женьке ничего не осталось, как
последовать за мной.
— С нечистью, — совершенно серьезно ответила
старушка. — Чего б ему тогда на болото шастать? Да еще ночью. Ночью добрый
человек спит, а этот, точно филин, бродит, бродит и ночь напролет свет в доме
палит. Видно, черти мучают.
Как он этот дом купил, так в деревне порядку не стало.
— Какого порядка? — не зная, как разговорить
бабку, спросила я.
— Человечьего. На болоте нечисто. Это каждый знает.
Конечно, Гутька — пьяница, и с головой у нее не все ладно, потому что с Иван
Иванычем этим дружбу водит, но она права: от бога люди отвернулись, и теперь
нам наказание. И скоро в Липатове жить станет невозможно.
— Почему от бога отвернулись?
— Часовню ограбили. Раньше нас чудотворная икона берегла,
а теперь вся нечисть с болота поперла. По ночам как возьмется выть, страх… А то
в колокол бьют. Третьего дня я на улицу вышла, чтоб кошку впустить, сидит
проклятущая в палисаднике и орет на разные голоса, вдруг вижу, с болота бежит
чего-то огромное, шерсть дыбом и глаза горят. Я в дом и про кошку забыла, а она
жалобно так завизжала, и все, тихо в деревне, а потом как завоет… Кошка
пропала, сожрал, наверное.
— Кто?
— Кто с болота прибегал.
— Простите, — влезла я, — то, что вы видели,
было похоже на большую собаку?
— На сатану оно было похоже. Как вспомню… — Бабка
торопливо перекрестилась. — И кошка пропала. Такая умница, крысоловка…
— А что это за здание ближе к реке? — перешла
Женька с дел сатанинских на дела людские.
— Там? Раньше дача была районного партийного
начальства. Потом отобрали. Детскую санаторию сделали. Теперь не пойми чего.
Живут разные приезжие, кому дома заняться нечем. Дочка моя там кухарит. Сходите
ради прогулки. Там красочно…
Мы поблагодарили и направились по тропинке в сторону бывшей
дачи.
