— Потому что голова понадобилась Горемыкину для пущего
эффекта, чтобы придать истории с Зеленым охотником необходимый драматизм.
— Точно, — охнула Женька. — Он ведь нам
рассказывал, что Зеленый охотник голову в рюкзаке носит… Анфиса, а вдруг это
правда…
— Что правда? — взъелась я.
— Ну… в каждой легенде есть доля истины.
— Лучше не зли меня. Говорю, Горемыкин спятил, и голову
эту…
— А где он ее взял? — нахмурилась подруга. —
Ведь голова такой предмет… на дороге не валяется… я имею в виду…
— Конечно. Поэтому мне абсолютно ясно: совершено
преступление. Нам нужно срочно найти голову и звонить в милицию.
— Почему бы просто так не позвонить, без головы?
— Без головы они с места не сдвинутся. Пойми ты, для
того чтобы менты зашевелились, нужен труп. А у нас что? Рассказы о голове в
рюкзаке, ничем, кстати, не подтвержденные.
— Я все понимаю, — вздохнула она. — Только
знаешь что… не хочется мне ее искать, то есть видеть…
— Тогда собирай вещи и поехали отсюда, нет никакого
смысла в том, чтобы здесь торчать…
— Ладно, — перебила она, — пошли искать
голову. Ты уже знаешь, куда за ней идти?
— Я хочу проверить мельницу. Вчера мы там видели огонь,
так? И этот тип с рюкзаком встретился нам в нескольких метрах от мельницы. Я
думаю, он шел с этой службы и столкнулся с нами, ведь свет к тому моменту уже
погас.
— И ты считаешь, что он вернулся на мельницу и там ее
спрятал?
— Если, конечно, не утопил в болоте, то скорее всего
так и есть. Не домой же он ее поволок. А если на мельнице ее случайно кто-то и
найдет, то, связать с Горемыкиным не сможет.
— В этом что-то есть, — подумав, кивнула
Женька. — Идем. А как мы проникнем на мельницу, там же замок?
— Найдем какую-нибудь железку и выломаем раму.
— Может, лучше сходить в деревню и узнать, у кого ключ?
— Горемыкин сразу насторожится и, чего доброго, сбежит.
— Ладно, пошли искать железку. Мы быстренько оделись,
прокрались в умывальную, стараясь не шуметь, и вскоре выскользнули из дома,
воспользовавшись тем, что Марина крепко спит.
Зашли на хоздвор и немного пошарили в поисках подходящей
железки. Двор, как на грех, выглядел образцово-показательно: чистота, порядок и
никакого тебе металлолома.
— Сарай, по-моему, открыт, — кивнула Женька на
низкую пристройку возле гаража. Мы направились туда, потянули на себя дверь, из
темноты сарая послышалось грозное рычание. Мы замерли, как по команде. Глаза
привыкли к полумраку, я начала различать предметы в сарае, и тут Женька сказала
с досадой:
— Тьфу, пропасть… — А я увидела рыжую собачонку,
которая, опасливо пятясь от нас, грозно рычала. — Вот ведь что значит
нервная система взволнованная, — заметила подружка, проходя в сарай и
перестав обращать внимание на собаку. Та тоже потеряла к нам интерес, выскочила
за дверь, справила нужду, пробежалась по двору и улеглась возле ворот гаража с
самым довольным видом.
— Я не знала, что здесь есть собаки, — словно
оправдываясь, заметила я.
— Может, из деревни приблудилась, а может, вправду
держат так, на всякий случай. Не думаю, что от нее много толка.
Пошарив в сарае, заваленном всяким хламом, мы обнаружили
железку, с нашей точки зрения вполне подходящую для взлома, и отправились к
мельнице. По росе идти не очень-то приятно, и я в который уже раз пожалела, что
мы не прихватили из города резиновые сапоги, на будущее надо знать, что в
сельской местности это наиважнейшая вещь.
Эти мысли немного отвлекли меня, и я не заметила, как мы
вышли к мельнице. Туман у реки только-только начал редеть, и мельница выглядела
довольно зловеще. Я перевела взгляд на Женьку, на лице ее читалось нечто
подозрительно похожее на отчаяние. Вздохнув, я преодолела оставшиеся несколько
метров и оказалась перед запертой на замок дверью. Женька предложила попробовать
сбить замок. После первой попытки стало ясно, что это нам не по силам. Пришлось
вернуться к первоначальному замыслу, и мы направились к окну.
Женька сцепила руки замком, я приподнялась и поддела
железкой сгнившую раму. Минут через пять моими усилиями она была выставлена, а
я с Женькиной помощью влезла в окно, подождала, когда глаза привыкнут к
полумраку, и спрыгнула. Помещение оказалось довольно большим, пыльным и, судя
по всему, каким-то опасным. Доски во многих местах сгнили. А лестница, ведущая
наверх, сохранила всего несколько ступенек, так что все это сооружение в любой
момент могло рухнуть мне на голову.
Я затосковала: найти здесь что-либо будет непросто, а
находиться долго в этом мрачном месте желания никакого. Вздохнув, я приступила
к более тщательному осмотру. Первое, что привлекло мое внимание, был газовый
баллон, без вентиля и с пробоиной, к нему был привязан металлический брус. Я
хмуро прикидывала, что бы это могло быть, взяла и легонько стукнула бруском по
баллону. Раздался звук наподобие колокольного.
— Что там? — заволновалась Женька, и я увидела в
окне ее физиономию.
Подружка здорово запыхалась, что неудивительно, ведь окно
находилось довольно высоко над землей. Я порадовалась, что она в хорошей
физической форме.
Увидела в углу какие-то ящики и подтащила их к окну. Ящики
хоть и выглядели подозрительно, но подо мной не развалились, когда я
взгромоздилась на них, чтобы помочь Женьке. Через пару минут она уже стояла
рядом со мной и оглядывалась.
— Чего это бухнуло? — спросила Женька тихо.
— Идем. — Я подвела ее к газовому баллону. —
Вот тебе первая разгадка: звук колокола якобы с болота. Примитивно, но
действенно. Ночью звук расходится далеко, его деревенские и слышали.
Женька усмехнулась и вроде бы повеселела, а мы продолжили
осмотр. В деревянном ящике, прикрытом листом фанеры, обнаружили церковные
свечи, крест, выпиленный из куска дерева, кстати, довольно умело, и черный
балахон, который, оказался женским демисезонным пальто.
— Это что ж такое? — возмутилась Женька, глядя на
все эти предметы. — Горемыкин, наверное, спятил.
— Может, и не Горемыкин, — нахмурилась я.
— А кто? — спросила Женька.
— Давай здесь все как следует осмотрим, — не стала
торопиться я с ответом.
