— У меня топор пропал, — сказал он тихо. —
Лежал на дворе, дверь на двор почти всегда открыта, взять у меня совершенно
нечего… Утром я обратил внимание: топора нет. Это меня обеспокоило. Сам не знаю
почему. Я его искал, думал, возможно, убрал куда-то и забыл, хотя это глупость,
конечно, память у меня отличная. Нигде не нашел. На всякий случай спросил у
Василия.
Он часто заходит и вообще интересуется инструментом. Но он
сказал, что топор не брал. Мне это очень не понравилось. Кому он мог
понадобиться? А когда сегодня я пришел к вам и узнал… Меня охватила паника. А
что, если преступление совершено моим топором? Что, если его найдут, а тут еще
и скелет… Вот я и… Конечно, глупо, но я плохо соображал в те минуты, и мне
казалось… Я только сделал хуже, навлек на себя подозрение, — кусая губы,
заключил он.
— Допустим, мы вам верим, — выждав немного,
кивнула я.
— Хотя история, скажем прямо… — тут же влезла Женька, презрительно
морщась.
— Я вам клянусь, все рассказанное мною правда.
— Допустим, — повторила я. — У меня к вам
вопрос: что такого особенного на острове? Почему местные не желают там никого
видеть?
— Но я понятия не имею…
— Не торопитесь. Я вам свою мысль поясню: с моей точки
зрения, убийство, а то, что мы имеем дело с убийством, для меня совершенно
очевидно, так вот, убийство напрямую связано с островом, точнее, с тайной этого
острова.
Так как вы активно поддерживаете все суеверия, более того,
буквально насаждаете их здесь, у меня есть повод считать, что вы в этой тайне
заинтересованы. Так вот, не желаете все рассказать нам, расскажете в другом
месте. На размышления у вас ровно минута.
— Но я вас уверяю… я клянусь… я ничего не знаю об этом
острове. Я сам хотел на него попасть, но это совершенно невозможно. По вешкам
не пройти, я пробовал и едва не погиб, а никто из местных провожать не хочет.
То, что я так увлечен фольклором… что в этом плохого? И ни в каких тайнах я
вовсе не заинтересован.
Надо признать, говорил Иван Иванович горячо и вполне
искренне. Если честно, я не особенно надеялась, отправляясь сюда, раскрыть все
тайны, но все равно было обидно. Женька, сообразив, что ничего мы не распутали,
похлопала ресницами и обиженно засопела, но я не позволила ей открыть рот,
задав очередной вопрос Горемыкину:
— Вчера мы с вами встретились возле хоздвора. Помните?
— Конечно, прекрасно помню.
— Это вы разговаривали там с Вовой Татарином?
— Ничего подобного, — замотал он головой. — Я
отправился домой и хотел сократить путь, вдруг услышал крики. Каюсь, я
любопытен, очень захотелось взглянуть, с кем это Вова ссорится, вот я и пошел…
Но Вова уже покинул территорию пансионата, и никого, кроме вас, я не увидел.
— Значит, вы нам не хотите помочь, — вздохнула
Женька.
— Я очень желал бы помочь, но я действительно ничего не
знаю. Ничего.
— Ну, хорошо, — неохотно согласилась я. —
Давайте поговорим о нечистой силе. Неприятности начались два года назад?
— Да, именно так.
— И шалит нечистая сила только в теплое время года?
— Если верить местным…
— Зимой черти в спячку впадают, — скривилась
Женька.
— И вся чертовщина сконцентрирована в районе болот?
— Вот именно. Я лично видел огромную собаку. А еще огни
на болоте. И слышал звук колокола. Точно похоронный звон.
— Этот ваш колокол — на мельнице. Газовый баллон и
железная палка, — сообщила я.
Судя по выражению лица Горемыкина, новость произвела на него
впечатление.
— Вы шутите… Но я ходил на мельницу, точнее, я много
раз проходил мимо. На двери замок…
— Но, несмотря на это, некто устроил там себе
пристанище. Есть подозрение, что это Иван Бородин. Вы хоть раз подумали, какое
влияние могут оказать ваши глупые россказни на его слабый рассудок? Скорее
всего, чудотворную икону тоже он стащил, зря грешат на Вову Татарина. По
крайней мере, нашли мы ее на той же мельнице.
— Что вы говорите? Но зачем он взял икону?
— Об этом лучше у него спросить, но со вчерашнего дня
парень нас активно избегает. А что вы скажете о Коле, вашем соседе?
— Внуке Валентины Ивановны? Обычный молодой человек.
Неразговорчив…
Я, собственно, с ним никогда не общался, ограничиваясь
приветствием.
— Ясно, — вздохнула я, поднимаясь со стула. Женька
растерянно переводила взгляд с меня на Горемыкина, должно быть, не веря, что я
собралась уходить. — Что ж, спасибо за содержательную беседу, —
поблагодарила я и направилась к двери. Женьке ничего не осталось, как идти за
мной.
— Вы так и не сказали, — всполошился Иван
Иванович, — что же мне делать?
— В каком смысле?
— Ну… стоит ли сообщать о скелете?
— Это вы сами решайте, — ответила я. Подружка не
удержалась и заглянула в комнату.
— А что у вас в шкафчике? Вон в том, на ключик
запертом?
Горемыкин с готовностью распахнул шкаф.
— Ничего. Пуст, как видите.
— А что раньше было? — полюбопытствовала она, и
Иван Иванович со вздохом ответил:
— Скелет. Я не хотел, чтобы посторонние… В общем,
несолоно хлебавши мы покинули его жилище и отправились в пансионат.
— Надо было как следует нажать на этого типа, он бы
раскололся…
— Чего ему раскалываться, раз он ничего не знает.
— Сколько времени впустую потратили с его дурацким
скелетом. И на обед опоздали… Я взглянула на часы, что верно, то верно.
— Вот что, — внезапно остановилась я, так как в
голову мне пришла одна мысль. — Позвони своему приятелю, пока связь есть.
И узнай, что он смог накопать. А еще сообщи номера машин, на которых сюда
приехали отдыхающие, пусть проверит.
— С чего это вдруг? — насторожилась она. — То
есть почему вдруг такая спешка?
— У меня было две версии, — принялась пояснять я,
зная Женькин безотвязный характер. — Первая версия: некто свихнулся на
чертовщине и творит свои черные дела. Основной подозреваемый — Горемыкин.
Теперь я почти уверена, он просто чудак и скорее всего мухи не обидит, не
говоря уже об убийстве.
