Значит, остается вторая версия: все происходящее каким-то
образом завязано на острове, точнее, на том, что там находится. И здесь
подозреваемых пруд пруди, но самый подозрительный — писатель, которого
неудержимо тянет на болото. И твоего Валеру, между прочим, тоже.
— Почему моего? Кстати, не такой уж он и блондин.
Волосы у него скорее русые, а русый и есть русый, при чем здесь блондин? Ты как
считаешь?
— Так же. Звони. — Я протянула Женьке телефон, она
поспешно набрала номер, произнесла слова приветствия и вскоре начала гневаться.
Разговор вышел эмоциональным, хоть и занял не более двух минут.
— Вот гад, — в досаде сообщила Женька, — у
него, видите ли, времени не было. Ну, ладно… Теперь у него со временем будет
полный порядок, об этом я позабочусь.
— Когда ему можно позвонить?
— Завтра.
— А завтра он порадует нас сведениями?
— Если нет, то лучше ему скоропостижно скончаться.
Зная' Женьку, я была согласна: в самом деле лучше.
Мы ускорили шаг и минут через десять уже входили в калитку.
Сразу стало ясно: в пансионате что-то происходит. С веранды доносились
возбужденные голоса, я заметила Колю и Василия, устроившихся на ступеньках, а
затем и остальных обитателей. Тут выяснилось, что об обеде забыли не только мы,
но и гостеприимная Мария Павловна. И тому было две причины: первая — появление
у нас участкового, вторая — обнаружение второй руки, то есть кисти. Она лежала
в тряпочке на подоконнике вместе с первой. Заметив нас, подошел Валера и
шепнул:
— Степаныч смылся.
— Что? — растерялась я.
— Ушел к себе вздремнуть, собрал вещички и сбежал.
— Думаете, он…
— Это вон ему думать надо, — ткнул Валера пальцем
в пожилого мужчину в милицейской форме, который, сидя в плетеном кресле,
обливался потом, с тоской глядя на пеструю тряпку на подоконнике.
— Как нашли вторую руку? — шепотом спросила я.
— Решили прочесать все в округе, и Коля нашел ее под
кустом совсем недалеко от ограды пансионата, в рюкзаке.
— Место показать сможете? — быстро спросила я.
— Конечно, — поднял брови Валера и тут же спросил:
— А зачем вам?
— Интересно. Мы же журналисты.
— Я думал, вы Кукуя ловите.
— Кукуй нас тоже интересует, — не стала я спорить.
На этом разговор пришлось закончить, так как Мария Павловна, заметив нас,
сказала:
— А вот и девочки. Василий Иванович, девочки пришли,
журналистки из областного центра. Василий Иванович с трудом оторвался от
лицезрения конечностей, завернутых в тряпку, и взглянул на нас.
— Здравствуйте, — дружно сказали мы.
— Здравствуйте, — без энтузиазма кивнул он.
Женька предъявила свое удостоверение, а я пошла в комнату за
паспортами. Минут через десять, завершив процедуру знакомства, мы приступили к
беседе. Василий Иванович задал нам стандартные вопросы, на которые мы вполне
стандартно ответили, заранее договорившись с Женькой молчать о голове. Прежде
всего до сих пор неясно, была она или нет, к тому же возникал вопрос: если мы
видели голову, отчего же сразу не сообщили в милицию? И не отговоришься, что
позвонить не могли, раз о наличии у нас телефона участковому известно
доподлинно. О Горемыкине тоже умолчали, потому что скелет его — глупость
страшная. А так как в милиции у нас особыми талантами не блещут, то сдуру
вполне могут вплотную заняться Горемыкиным, что, безусловно, уведет следствие в
сторону.
Разговор с участковым много времени не занял. Между тем к
веранде подтянулись все жители деревни и теперь хмуро взирали на участкового.
Тот упорно избегал взглядов и выглядел задумчивым. Милиция из района сюда не
торопилась, вот и выходило, что отдуваться придется участковому, который гадал,
что ему теперь делать с руками, а главное с жителями, которые требовали от
власти ответа: что ж это такое творится?
Порыскав в толпе взглядом и в очередной раз не обнаружив
Вову Татарина, я подошла к участковому и сообщила о его исчезновении. Василий
Иванович оживился и попросил Зинаиду, жену Вовы, взглянуть на кисти. Зинаида
долго собиралась с силами, но в конце концов взглянула и твердо заявила, что
руки не мужнины, эти хоть и страшные, но чистые, а у мужа руки сроду чистыми не
бывали, даже после бани под ногтями черно, к тому же на правой руке у Вовы
отсутствовало два пальца, и это каждый знает, а здесь они на месте. Участковый
слегка смутился, наверное, потому, что о Бовиных пальцах, точнее об их
отсутствии, забыл и теперь чувствовал себя виноватым.
— Выходит, кто-то из чужих, — изрек Василий
Иванович.
— Так чужих в деревне не было — загалдели бабки. —
Кто был, все на месте.
Тут одна из женщин вспомнила, что Семен Кулибин, когда вчера
вез ее в район, рассказывал, что накануне подвозил мужика до Фрязина и тот
вышел у развилки и отправился в Липатове. Мужик городской, здоровый и с усами.
Семен поинтересовался, к кому тот приехал, и получил ответ, что ни к кому,
просто слышал, что места там заповедные и есть где остановиться. Семен
подтвердил, что есть пансионат, который то работает, то нет и сейчас скорее
всего не работает, потому что в Липатове ни моста, ни света, так что какой
дурак туда поедет? Но мужик твердо вознамерился попасть в пансионат и пошел в
сторону деревни, причем Семен решил, что места наши мужику знакомы, потому что
дорогу он не спросил, а их, как известно, на развилке три, и если он пошел по
той, что ведет к нам, значит, знал, куда идти. Василий Иванович выслушал,
достал из своей папки листок бумаги и авторучку и все подробнейшим образом
записал. В это время остальные гадали, куда делся мужик, если он шел в Липатове.
Семен говорил, было это в девятом часу вечера, стало быть, еще светло и вряд ли
мужик заблудился, но если в пансионат он не пришел, выходит, кто-то его по
дороге убил и руки точно его.
Тут принялись гадать, кто убил, и не смогли найти ни одной
подходящей кандидатуры. А главное, не могли ответить, зачем мужика убивать?
Вряд ли денег у него много, раз решил отдыхать в такой глуши, да еще без
телевизора, хотя бывает, что убьют за милу душу и вовсе без причины. Но с
самого убийства Холмогорского бог миловал и было тихо. Люди пропадали, это да,
спорить никто не будет, и если б этот пропал, то совсем бы не удивились, но
отрубленные руки другое дело, и тут уж не просто убийство, а черт-те что, и как
жить дальше, если оторваны от всего мира и никакой защиты?