— А вот как раз полтора года. Дядя заболел, и он,
получив телеграмму, прибыл, но… болезнь неизлечимая, Святозаров умер, а Валере
оставил квартиру.
Шикарная квартира в самом центре. Раньше она принадлежала
Валериному деду, Абрамову. А у самого Валеры в Москве кое-какие проблемы были,
с женой развелся… Ну, вы понимаете. Вот и подался к нам. Рекомендации у него
отличные, бывший офицер. В общем, мы с радостью приняли его в свои ряды и не пожалели
об этом.
Мы с Женькой переглянулись. Я пыталась придумать, чего б
такого спросить еще, и не придумала, поэтому мы откланялись.
— Валера чист, аки агнец, — усмехнулась
Женька, — хоть завтра за него замуж выходи.
— Он, возможно, еще не разведен. Еще какие-нибудь
ценные мысли?
— Парень — блондин, красавец и просто душка.
— То, что вдруг всплыла фамилия Холмогорского, тебя не
насторожило?
— Насторожило, — кивнула головой Женька. — Не
поверишь, сердце прямо екнуло…
— Ни ты, ни я в случайности не верим. Значит, Валера
что-то имел в виду, появившись вблизи усадьбы Холмогорского.
— И Бороднянский интересовал его не просто так. Поехали
к Максиму.
Бывший Женькин воздыхатель был завален работой. Он приткнул
нас за угловым столом в своем кабинете, выложил бумаги и заявил:
— Голос подавать лишь в случае крайней нужды. Кабинет я
запру, чтоб вас никто не видел. Не то как бы мне по шапке не получить за мою-то
доброту.
Документы, точнее справка, касались трупа без головы —
Светлова Александра Леонидовича. Освободился он полтора месяца назад, далее
название колонии и статья, которая, кстати, ни о чем мне не говорила. Как
выяснилось, был осужден за драку с нанесением телесных повреждений. Дело
выглядело так.
Трое друзей прибыли в райцентр, где жил их приятель. На
следующий день пошли в ресторан, где и устроили поножовщину с этим самым
приятелем, нанесли ему повреждения, от которых тот слег в больницу, а дружки
прямиком отправились в места лишения свободы. История банальная. Настораживало
лишь то, что происходила она как раз в тех местах, откуда мы только что
вернулись, в том самом райцентре, в одиннадцати километрах от усадьбы
Холмогорского и в шестнадцати от Липатова.
— И что нам это дает? — вздохнула Женька.
— Ничего, — честно ответила я. — Светлов
освобождается из тюрьмы и почти сразу приезжает в богом забытое место, где
лишается головы. Что ему там понадобилось?
— Не что, а кто. Бороднянский. Ты ведь разговор
слышала…
— Если Светлов тот ночной гость, то интересовало его
нечто, к чему Бороднянский безуспешно пытался пробраться.
— Ага. И что его могло интересовать?
— А вдруг это как-то связано с Холмогорским? Ведь не
зря Валера…
— Не сваливай все в одну кучу, — пресекла меня
Женька. — Лучше послушай дальше, что здесь написано. Подельниками
Светлова, то есть типами, которые вместе с ним устроили драку, были Шустов А.Г.
и Петраков С.Ю. Последний, между прочим, родом из Фрязина. Как тебе это?
Кстати, Петраков погиб в колонии.
Несчастный случай.
— Очень интересно. Один погибает в результате несчастного
случая, другой лишается головы, не успев оказаться на воле. Там ничего не
сказано, Петраков случайно не отбывал срок в одной колонии с Шустовым?
— Отбывал…
— Дай-ка справку, — перебила я Женьку, схватила
бумагу и, найдя нужную строчку, усмехнулась. — Занятно… Джип-то у нас на
имя Петраковой Альбины Юрьевны.
— Она что, однофамилица погибшего?
— Вряд ли, раз здесь сказано, что Петраков был женат.
Инициалы те же.
— Думаешь, это Лидия Артуровна?
— Думаю. Муженек в колонии сгинул, а она решила что-то
с этого поиметь и на время сделалась Бороднянской. Джип нужен был, чтобы в
Липатове добраться, вот и возникла эта генеральная доверенность.
— Так, выходит, Бороднянский — это…
— Шустов. Я почти уверена. Подавай голос, нам нужна его
фотография.
Через несколько минут я уже имела возможность гордиться
своей интуицией. Человек, недобро глядевший на нас с фотографии Шустова, был
Владислав Петрович Бороднянский.
— У .меня голова кругом идет, — вздохнула
Женька. — Шустов, то есть Бороднянский, освобождается, зачем-то убив в
колонии дружка, затем является к его вдове…
— Или она к нему…
— Ну, хорошо, она к нему… Лишает головы второго дружка,
который не замедлил приехать в Липатове… Все более-менее понятно, даже то,
зачем он эту Лидию-Альбину с собой потащил: семейная пара всегда вызывает
меньше подозрений.
Вопрос: зачем все это? Из тюрьмы он вышел, статья у него
такая, что о дележе добычи и речи нет… Боялся, узнают, что он имя сменил, под
чужой фамилией живет? Ну, узнают, что с того? Допустим, этого ему не хотелось,
но дружка по такой причине убивать…
— О причине я тебе скажу, если кое-что проверим.
Подавай голос.
— А что проверяем?
— Видишь, что в биографической справке? Шустов учился в
нашей художественной школе.
— Ну и что?
— Надо проверить, не был ли его преподавателем
Святозаров. Кстати, может, он с твоим Валерой встречался раньше, к примеру, в
той же школе?
Выяснить это оказалось делом не простым, таких сведений в
милиции не было. Пришлось идти в школу. В школе нам повезло. Мы смогли застать
преподавателя, который прекрасно помнил Алешу Шустова. Тот в самом деле учился
у Святозарова и после окончания школы поддерживал с ним отношения. Как ни
странно, о самом Святозарове преподаватель отозвался без особого уважения.
— Художник неплохой, а человек так себе. Когда он из
школы ушел, мы не огорчились.
А вот с Валерой я дала маху: парень родился, вырос и учился
в Москве и с Шустовым никак встречаться не мог, разве что совершенно случайно.
— Допустим, Шустов знал Святозарова, — морща нос,
сказала Женька, — Но ведь это не объясняет, с какой стати он людей убил.
— А ты подумай, может, и ответ найдешь, — хмыкнула
я. — После убийства Холмогорского менты весь район и даже область
перекрыли. Подозрительных граждан задерживали, машины обыскивали…
— Хочешь сказать, Бороднянский с дружками Холмогорского
убил?
— Не только Холмогорского, но еще и сторожа. Похитили
картины и деньги.
