Над полями носило запах нагретой солнцем земли, под ветром качались налитые колосья. Ближе к вечеру начали собираться тучи. Вскоре небо на юге затянуло совершенно, и издалека прикатил первый громовой раскат. Темно-лиловая пелена двинулась в нашу сторону, в ее недрах засверкали молнии, пусть далекие пока, но очень яркие.
– Как бы не накрыло нас, – Ярх забеспокоился, даже привстал и шею вытянул. – Остановимся?
– Впереди поселок, успеем, – отозвался Пугало.
Как он определил, что до жилья недалеко, я не понял, но самое странное, что это оказалось правдой. Мы поднялись на пригорок и обнаружили, что не далее чем в километре теснятся дома, причем их много, а это значит, что там наверняка есть таверна или постоялый двор.
– Добавили ходу, – сказал Пугало, и мы пришпорили лошадей.
Туча надвигалась быстро, мы уже чуяли запах дождя, видели его сизую пелену, наползавшую с юга.
– Успели, сранство! – бросил Ярх, когда по обеим сторонам от нас оказались дома.
Метнулся под копыта захлебывающийся лаем пес, а мы помчались дальше, к центру поселка. Вылетели на небольшую площадь с колодцем посередине… Ага, а вот и постоялый двор, коновязь под навесом, вместо вывески огромная деревянная ложка, у крыльца большая желтая лужа.
Небо рявкнуло, как тысяча злых барбосов, упали первые капли, но мы уже были под крышей.
– Ничего, сами расседлаем, – пробурчал Ярх, спешиваясь. – Дело житейское.
Навес над коновязью воду удержал, несмотря на то что на него обрушился настоящий водопад. Молния вспыхнула совсем рядом, над ближним лесом, а затем колодец и дома вокруг площади исчезли из виду, скрытые пеленой ливня.
– Вот это катаклизм, – сказал я, глядя, как капли с силой пуль лупят в землю, выбивая фонтанчики грязи.
– Видали и страшнее, – отозвался красноглазый. – Ну что, бегом?
И мы рванули в сторону крыльца.
Промок я в первые же мгновения, а пробегая мимо лужи, ощутил исходившую от нее кислую вонь – похоже, сюда блевала целая компания гуляк, ну или кто-то один с безразмерным желудком. Дверь со скрипом распахнулась, и мы оказались в тепле и сухости, но под прицелом дюжины настороженных взглядов.
– Заходите, гости дорогие, прошу-прошу, – затараторил двинувшийся навстречу толстяк.
– Пожрать у тебя есть? И выпить? – тут же поставил вопрос ребром Ярх.
– Конечно-конечно, садитесь вот сюда…
Часть столов занимали обычные селяне, каких мы сегодня видели предостаточно – крепкие, загорелые, с мозолистыми руками. Но вот в углу, рядом с разожженным, несмотря на теплый день, очагом, располагался некто в темном балахоне, лысый, но зато бородатый. И едва мы уселись за стол, как этот тип поднялся и двинулся к нам.
– Да будет над вами благословение Ее, – сказал он, остановившись рядом с нашим столом, после чего поклонился.
– А ты кто… – начал было Ярх, но глянул на бородача и осекся.
– И над тобой, – очень медленно проговорил Пугало. – Сядь с нами, отведай…
Обладатель балахона вскинул руку, и тут замолк второй из моих спутников.
Ничего себе, кто же это такой?
– Не подмена ли ты? – вопросил бородатый. – Отчего прячешь лицо? Скажи, а?
Балахон его в самом деле был темно-зеленым, но от старости так выцвел, что краска мало где сохранилась. На груди болталось изображение ветвистого дерева – из покрытой патиной меди, на черной от грязи цепочке.
Краем глаза я увидел, что толстяк-хозяин топчется поодаль, не решаясь подойти, а морда его кривится от страха.
– Потому что так велит моя вера, – так же неспешно, словно взвешивая каждое слово перед тем, как его произнести, сказал Пугало.
– Да, ты не врешь… ты живой… не подмена, – бородач перевел взгляд на Ярха. – Оборотень?
– Дедушка был, а я нет, – сообщил тот. – А то бы тебя покусал уже три раза.
Я думал, что тип в балахоне разозлится, но он остался спокойным и посмотрел на меня. Похоже, это какой-то местный чародей или священник… А, точно, бродячий жрец, о них Пугало упоминал, оттого и рожа у него такая дубленая, исхлестанная ветрами, и вид потрепанный.
– Нууу… – протянул бородач, и в темных глазах его появилась неуверенность.
Демоны его подери, неужели он тоже разглядит, что на мне есть какой-то отпечаток павших богов? Завопит дурным голосом, и меня отправят на казнь во славу Госпожи – не сожгут, наверное, а посадят на кол, да не простой, а живой, какой прорастет тебе в нутро так, что побеги из носа вылезут.
– Давай выпивку! Чего замер? – рыкнул Ярх, глядя в сторону хозяина. – Шевелись!
Толстяк несмело приблизился, брякнул об стол кувшином, поставил рядом три… нет, четыре кружки.
За окнами продолжал бушевать ливень, отблески молний проникали внутрь, отражались в зрачках бородача, а тот все продолжал смотреть, точно будучи не в силах оторваться. Ладно бы он так на грудь Анны Семенович пялился или на задницу Дженнифер Лопес… я-то что?
– Ну да, – сказал жрец и отвел взгляд. – Куда вы едете?
– Отведай нашего… – Пугало заглянул в кувшин, – вина. В Семанду.
– Ну что же, да будет над вами благословение Ее, – и бородач, развернувшись, зашагал обратно в свой угол.
Только тут я сообразил, что все это время в таверне царила полная тишина.
И лишь когда жрец уселся, она понемногу растаяла – прокашлялся один из селян, другой громогласно и сердито позвал хозяина, еще двое продолжили давно начатый спор.
– Плохо, что он не выпил-то с нами, – сказал Пугало, разливая багровое вино по кружкам. – Значит, у него остались подозрения, а только подозрений от служителей Зеленой Госпожи нам не хватало. И говорите аккуратнее, борода умеет читать по губам. Счастье, что моих он не видит.
Хоть какая-то польза от скрывающей лицо черной ткани.
Мы выпили по первой – вино оказалось очень сладким и густым, как сироп, но очень приятным. Только после этого я рискнул глянуть в сторону мрачного, точно голодный сыч, жреца – тот сидел, поглаживая бороду, время от времени брал что-то со стоявшего на столе блюда и клал в рот.
Вроде бы на меня не смотрел, но я все же ощущал его внимание, как поток холодного воздуха.
– Вот пялится, – сказал я, отвернувшись так, чтобы мои губы видеть жрец не мог.
– Недолго ему осталось, потерпи, – Пугало разлил остатки вина по кружкам, и Ярх замахал рукой.
– Сранский дождик заканчивается, скоро можно будет ехать, – сказал он. – Приволоки еще, дружище.
Последняя фраза относилась уже к хозяину. Ливень превратился в обычный дождь, гром хоть и рокотал, но намного реже.
– Пошли, – сказал Пугало, когда после очередного раската прошло минут десять. – Эй, толстый, ты где?
