– А дальше что? – спросил я.
– Не спеши, – шмель-Семерка облетел мою голову по кругу: то, что мы скачем, ему ничуть не мешало. – Ситуация может измениться, мы с вонючим стариканом можем что-нибудь придумать.
– Так постарайтесь сделать это побыстрее, – сказал Пугало. – Не хотелось бы довести до того, чтобы нам пришлось скрестить мечи со своими… После этого нас троих только и останется-то, что казнить под Белым Стягом, выпустив кишки и затем подвесив на них.
Так в Проклятой роте, как я уже знал, расправлялись с предателями.
– Мы постараемся, – и колдун с негромким хлопком исчез.
– Вот инквизиторы-засранцы, – пробурчал Ярх.
И тут же тысячник обернулся, замахал рукой, ветер донес его крик:
– Быстрее! Почему отстали?
Скакавшие позади копейщики словно очнулись ото сна, пришлось пришпорить скакунов и нам.
Дважды останавливались поить лошадей, а когда полуденная жара начала спадать, далеко впереди показались стены и башни большого по местным меркам города. Подъехали ближе, и стало видно, что у ворот раскинулся воинский лагерь, ничуть не отличавшийся от того, где я уже бывал.
Те же люди и животные, вонь и шум, разве что флаги другие.
– Значит, так, ха, – сказал тысячник, остановив коня и повернувшись к нам. – Капитан Вуазен, возглавляющий Детей Ночи, будет рад увидеть в своей роте столь опытных воинов. Кастен вас проводит, – усач, вчера расспрашивавший меня, кивнул. – Завтра же я проверю, как вы устроились.
«И не смазали ли пятки салом», – добавил я мысленно.
Так что ва-Нартог со свитой отправился в одну сторону, а мы в компании усатого Кастена в другую.
– Я слышал о Детях Ночи, сранство, – сказал Ярх. – Неплохая компания.
– Одна из лучших, – буркнул наш сопровождающий. – Лучше только эти, чтоб их… Проклятая рота! Непроницаемая Мудрость нанял бы их, я думаю, да только Желтый Садовник успел первым.
Не скрою, в этот момент я испытал нечто вроде гордости, хотя под Белым Страхом провел всего ничего.
Кастен повел нас ближе к городу, туда, где тесно стояли три одинаковых шатра из темной ткани. Расположившийся около самого большого из них часовой был в вороненой кольчуге и таком же шлеме.
– Куда? – спросил он, набычившись.
– Капитана позови, – велел Кастен. – Ему от тысячника ва-Нартога подарок.
Часовой фыркнул, но ослушаться не посмел, заглянул в шатер, и оттуда донесся чей-то недовольный голос. Вороненый вояка снова вытянулся по стойке смирно, а полог откинулся, и нашим глазам предстал капитан Вуазен.
Ростом он похвастаться не мог, зато плечами вошел бы не во всякую дверь, а выглядел точно кабацкий громила после доброй попойки с дракой и поножовщиной – кулаки сжаты, под глазом синяк, волосы взлохмачены, на не стираной рубахе подозрительные бурые пятна.
– Это что за печень ехидны? – спросил командир Детей Ночи, рыгая так «ароматно», что мой конь взбрыкнул.
– Наемники из Веселых Котов. Желают служить. Тысячник велел отдать их вам, – доложил Кастен.
– Коты? Не очень-то они похожи на трупы, – капитан захохотал, и его, к моему удивлению, поддержал часовой.
Ну и порядки у них тут, прямо не армия, а какое-то шоу.
– Ладно, оставляй их, селезенка дракона, – сказал Вуазен, нахохотавшись. – Проваливай, тысячнику привет. А вы, кабаны немытые, слезайте с лошадей, или думаете, что надо все время в седлах сидеть?
Кастен кивнул на прощание и поехал прочь, а нам ничего не оставалось, как спешиться да образовать некое подобие строя, пусть короткого, но зато, надеюсь, исключительно бравого.
– Жопа гарпии, да вы молодцы хоть куда, – приговаривал капитан, оглядывая нас. – Только на Котов не тянете, как и на мышей… Пойдем посмотрим, на что вы годитесь. Всякий готов назвать себя наемником, а вот обозных у нас всегда не хватает, некому трупы убирать.
И он повел нас куда-то за шатры.
Дети Ночи располагались на стоянке примерно так же, как мы, разве что круга из телег не образовывали – горели костры, вокруг них сидели полураздетые мужики, доносились смех и голоса. Народу у них было не меньше, чем у нас, а если учитывать, что Проклятая рота в последнее время несла потери, то и больше.
– Эй, Фихти! – рявкнул Вуазен, останавливаясь рядом с одним из костров. – Подними задницу!
На этот зов оглянулся очень крупный и лохматый дядя со старым шрамом через всю рожу.
– Чего? – прогудел он, вставая.
– Испытать надо этих типов, мошонка рарга, – капитан указал на нас. – Возьмешься?
– А чо бы нет? – лохматый нагнулся и подобрал меч, что в других руках выглядел бы двуручным, а для Фихти был обычным клинком.
– Ну что? Кто первый? – капитан повернулся к нам. – Давай ты, рыжий.
Лицо командира Детей Ночи порозовело, глазки заблестели, он даже облизнулся – любит, похоже, сволочь неопрятная, смотреть, как сражаются другие, да и на чужую кровь тоже.
– Могу и я, – ответил я, вытягивая из ножен клинок.
Неприятно, что этот меч я толком в руках не держал, что мы с ним не особенно «знакомы».
– Давай, Фихти! – заорали от костра, и здоровяк оказался напротив меня.
Двигался он исключительно мягко, смотрел пристально, оценивающе.
Я атаковал первым, больше для пробы, особенно не надеясь на успех – звякнуло, мой клинок отлетел, как от стены. Я отскочил в сторону, уходя с линии нападения, и не зря – огромный меч разрезал воздух там, где я только что стоял.
– Отлично, Рыжий! – это Ярх. – Покажи ему!
Легко сказать, а вот сделать.
Я поднырнул под огромный клинок и почти достал Фихти длинным выпадом. Зацепил рукав, но вот плоти под ним вряд ли коснулся – на белой ткани не появилось ни пятнышка.
И тут же пришлось отбивать удар, нацеленный так, чтобы снести мне голову. Рукоять меча я удержал, но запястье едва не вывихнул, и от новой атаки предпочел уклониться.
– Стоп, хватит! – объявил Вуазен, и Фихти отступил.
Этот «кабан немытый» даже не запыхался!
– Давай следующего, кишки василиска, – сказал капитан.
Я вернулся туда, где стоял Пугало, а против здоровяка с двуручником встал Ярх. Схватка оказалась стремительной – взблеск стали, хрип, вскрик, и вот уже красноглазый стоит вплотную к Фихти, довольно скалится и держит коротенький, в палец нож около его горла.
Замолчавшие было зрители разразились недоуменными воплями.
– Вот это годится, – протянул Вуазен. – Третьего нет смысла проверять… Хотя… Рожу свою покажи!
Пришлось Пугало озвучивать свою легенду насчет религиозных запретов.
