– А бой двумя лезвиями? – напомнил я. – Ты о рётодзюцу хотел рассказать.
– И рассказал, – улыбнулся Рыжий. – Косим мы так. С обеих рук косим.
– А у нас пшеницу валят косами, – подал голос Каин.
– Верная смерть, – с заметным сожалением сказал Рыжий. – Оно-то легче: лезвие длиннее, замах шире, вдобавок двумя руками – не так устаёшь. Одна беда – никакой защиты от природы. Человек с косой – лёгкая пища. Нет. У нас всё не так. Краги до паха, брезентовая рубаха до колен. Пояс, капюшон, сетка на лице, рукавицы. Сзади два сменщика, они же помощники.
– А женщины?
– У них «лёгкий труд». Из соломы вяжут мешки, плетут циновки, обувь, шляпы. Разделывают и сушат стервятников, тянут из них верёвки, канаты, шнурки. Из сечки делают пиво и крахмал, из зародышей зерна – масло. Работы всем хватает. Но сердце жизни – уборка.
Работа обвальщика – самая опасная, а потому – почётная и уважаемая. Потому что, помимо тупой нарезки колосьев, нужно следить за водой и зарослями: может вынырнуть, выпрыгнуть, плюнуть и укусить всё что угодно – отставший от косяка головастик, стая пиявок, племя стрекоз. Человек, который не может отмахивать двумя серпами, не будет обвальщиком! Всё время нужно быть начеку: между колосьями прячутся питоны и многоногие химеры. А есть подводные, хитрые твари, которые свои усы маскируют под колосья. Если не заметил, не распознал «чужого», схватился рукой или помощник увязанным снопом положил на плечо – ожог и долгие мучения перед смертью.
И такие приключения не день, не два… рис растёт сто двадцать отбоев. Поле убираем за десять отбоев. Всего двенадцать полей. Считайте сами – выходных не бывает. Заканчиваем последнее поле, чтобы перейти на первое. И всё это – пот, кровь и скрежет зубовный – только чтоб нагрузить зерном плот и отбурлачить его на рынок, обменять во Владимире на одежду, серпы, цепа, хомуты, гвозди… молотить зерно лучше всего цепами…
– Что за «цепа», Рыжий?
– Две палки: длинная и короткая, скреплены между собой шнурком от стервятника. За длинную держишь, короткой молотишь. Хорошо!
– Депут подери! Нунчаки, что ли?
– Нунчаки? – переспросил Рыжий.
– То же самое, только палки одинаковые и короткие.
– Зачем? – удивился дикарь. – Если обе короткие, это или сильно наклоняться нужно, или на коленях молотить. Неудобно…
Никто не ответил. Тогда Рыжий опять к своей жизни вернулся:
– А ещё река на север уходит. Сейчас реже, но бывает. Будто прыгает. Оно-то хорошо: болото больше, полей больше. Но ведь южная граница сохнет! Вот и получается: приходит срок, и деревня с якоря снимается – реку догоняет. Жить на плоту? Дураков нет – только курени на сваях! И не из-за того, что штивает, – приспособишься. А потому, что, если шквал налетит, а ты спать, к примеру, надумаешь – пойдёшь на корм головастикам. Только курени! Только сваи! А где их взять, эти сваи? Или старые из топи вытаскивать? Так и делаем, конечно, только не всякую сваю из болота вытащишь. Значит, часть урожая всё время откладывается для покупки леса, загодя готовимся к очередному переезду. Разборка-сборка жилищ и амбаров, разметка нового поля, зачистка оставленных площадей… Каждая пара рук по цене плота зерна. Община не зря меня кормила. Видно, разглядели надёжного работника. Они в этом знают толк.
– Погоди, – прервал Рыжего Каин. – Так, если кормили и надеялись на рабочие руки, выходит, кинул ты их? Обманул? Кормильцев бросил и пошёл искать приключений?
– Нет, – с достоинством сказал Рыжий, – не «кинул» и не «обманул». Я здесь не сам по себе. Это они меня сюда отправили. Новый председатель сказал, что конец нашей жизни приходит. Река – на Север. Мы – за ней. Солнце выше, температура выше. Рис гниёт, не вызревает. Возвращаться нужно. Новую реку искать. Или наоборот, вперёд, на Запад. Вот меня и отправили на разведку. А заодно попросили на мир глянуть. Если получится, Тьму посмотреть. И хорошо бы найти дракона, который Солнцу не даёт с неба спуститься. Потому что обязательно людям знать нужно, из-за чего у них жизнь такая: вся на свету, а беспросветная. Василыч думает, что если знать, как эта хрень с нами приключилась, то, может, и надежда появится на лучшее будущее. А с надеждой, оно легче. Надежда, она смысл даёт…
– Кто такой Василыч?
– Наш новый председатель.
– А с прежним что случилось?
– От старости умер. Петровича я ветхим ещё с детства помню. Пока единственный известный мне покойник, который своей смертью ушёл.
– Видать, неслабого ума человек, – поддакнул Каин.
– Ну и ужасы ты рассказываешь, – вырвалось у меня, – в стрессовом состоянии от рождения до смерти. Кто же такое выдержит?
– Ужасы? – Его удивление казалось искренним. – Это я вам о гнусе ничего не говорил. О тухлой воде, которую после кипячения два-три отбоя отстаивать нужно. Потому что пыльца и споры никаким кипячением не выводятся. А после отстоя, если сразу не выпил, лучше вылить. Потому что личинки в ней заводятся… А бабы наши, как их срок подходит, что по беременности, что по обычному циклу, в куренях прячутся. Потому что зараза на кровь идёт и по крови во влагалище ныряет. И гниют они прямо изнутри. Ни хрена я вам не рассказал! И по всему вижу – красота тут у вас. Красота и спокойствие. Как в масле сыр катаетесь…
Все глянули в проём открытого клапана палатки: тучи и дождь сделали мир серым и плоским. Ушибленная ливнем трава лежала на прыщавой, будто простреленной миллионами пуль поверхности воды. Кусты, едва проглядывающие сквозь пелену дождя, замерли, не шевелились.
– Красота? – с сомнением сказал я. – Наверное, поэтому мы тут сидим и от дождя прячемся.
– Самое время для движения! – заявил Рыжий.
– Ну да, – не выдержал Булыга. – Грязи по колено. Далеко уйдёшь?
– Это наш специалист по Полю, – уточнил я.
– Крупный специалист, – с усмешкой съязвил Рыжий. – Вот только грязь вся – под водой. Не липнет. Всего-то дел – лыжи на ноги. Нарезать ветки, обстругать, увязать в сетку и приладить к обуви. Именно в дождь самый ход: химеры без солнца теряются, а флора вянет. Отличная погода!
Вместе со всеми я смотрел на разгулявшуюся «погоду» и всё сильнее испытывал ужас. Я думал, с какой лёгкостью крестьяне превратятся в головорезов, когда их новый председатель сообразит, что потери личного состава сократятся в пять раз, а доход увеличится в десять, если вместо сельского хозяйства заняться грабежом и насилием. И таких деревень – десятки. А ну как найдётся умник, который объединит эту армию, вооружённую нунчаками и махайрами? Это же какая силища! Куда там нашему милицейскому корпусу в две сотни бойцов. Пока Рыжий раздумывал обижаться ему на меня или нет, я чуть в штаны не наложил. А ведь нас было трое!
4. МУТНЫЙ ПЕК
Оглушённый открытием, он стоял у скамьи с разложенными вещами погибшего конвоя. По всему выходило, что люди, отобранные для экспедиции, были агентами Московии. По-другому невозможно было объяснить потайные карманы с универсальными аптечками, средствами связи и ножами с множеством выдвигающихся лезвий. Невозможно! Не кто-нибудь – он сам отбирал пятерых бойцов в охранение из шести десятков добровольцев. Конкурс один к двенадцати, и все пятеро оказались агентами?
