Пек присел на свой походный раскладной стул и ещё раз окинул взглядом рюкзаки, замаскированные под котомки: старательно засаленные снаружи, вымаранные, измазанные, латаные, но на деле из крепкой, прорезиненной ткани, с люверсами по периметру клапанов, с мелкой нейлоновой шнуровкой, с многочисленными карманами и кармашками, и в каждом – предметы на все случаи жизни. Одинаковые предметы! Это не личные вещи. Это экипировка.
«Такого не может быть! – в отчаянии думал Пек. – Это ошибка!»
Он ничего не делал такого, что могло бросить тень на его «честное купеческое». Зная человеческую натуру, виру родственникам выплачивал вперёд и в двойном размере. А однажды конвой не обратился в разбойников: наёмники не попытались ограбить его на обратной дороге. Все в целости вернулись…
«Что могло подвигнуть московитов на столь масштабную операцию? Ведь им нужно было не просто угадать, в каком землячестве я буду собирать конвой. Они должны были выяснить предпочтения инкубов. Но это ещё можно списать на везение. А как они подобрали бойцов с подходящим геномом? Требования к хромосомному набору известны только центру репродукции в Шостке, где перед каждым рейсом настраивают сепаратор. Ни я, ни инкубы понятия не имеем, кто нам на этот раз понадобится. Претендент во время собеседования присаживается на крышку сепаратора, и у меня индикатор либо „горит”, и я ставлю парня на довольствие, либо не реагирует, и я вызываю следующего… Это что же получается: все шесть десятков претендентов были агентами?!»
Спустя минуту Пек понял, что московиты могли завербовать конвой ПОСЛЕ отбора. Это предположение было более вероятным. Иногда Мутному удавалось в интерференционной картине озера Тьмы отыскать точку хронодепрессии. Ткань, опущенная в эту точку, приобретала свойство замедлять время. Озеро Пека обеспечивало пять минут жизни внутри убежища из такого фандра против одной минуты реального времени снаружи.
«Почему не быть фандру с коэффициентом замедления один к десяти или к сотне? – размышлял Пек. – После набора я даю конвою три отбоя на прощание с семьями. На самом деле для этих людей вполне могло пройти три десятка отбоев, если использовался фандр хронодепрессии. Достаточный срок для вербовки и обучения. Параллельно основному отряду московиты подготовили резервный, который сопровождал меня от самой Московии. Просто так. На всякий случай. И когда химеры уничтожили конвой, в действие вступила резервная группа…»
Пек, не вставая со стула, протянул руку к столу и вытащил из свёртка холодильника банку с пивом. С удовольствием понаблюдал, как поверхность банки покрывается тонким бисером конденсата, и сковырнул язычок задрайки…
Предположение о вербовке конвоя после набора казалось остроумным, но противоречило фактам: в этом случае дублирующая группа должна была состоять из лучше обученных бойцов, чем основная, но этого не наблюдалось. Новый конвой – сброд. Разношерстный, разномастный… эти олухи не были командой, они были идиотами. Повезло ещё, что двоих сепаратор признал осеменителями.
«До Шостки два отбоя, – прикинул Пек. – Инкубы должны успеть… и стоянку сделаю длинной, – он с удовольствием пригубил холодный напиток. – Иначе хоть возвращайся…»
Но зачем это всё? Кому он мог понадобиться?
«А что, если дело не во мне? – подумал купец. – Что, если московиты используют меня как прикрытие для отправки разведчиков на территорию Руины? Западный перевал один, идти на Север – значит кланяться Питеру. А Питеру плевать на поклоны. У Питера всё есть. У них там даже дома уцелели и склады полные. Жаль, что Гильдия связана договором с Московией. Махнул бы на Север. По слухам, там фандр в диковинку».
Пек подошёл к стене и, постучав по ней пальцами, активизировал прозрачность. Сумерки помещения прорезались ослепительными лучами солнца – фандр был старым и «проявлялся» не сразу всей поверхностью, а кусками, пятнами. Но Пеку так даже нравилось. Потому и не менял.
«Возможно, операция готовилась независимыми службами, скажем, менты и Дружина. Почему нет? Тогда всё становится на свои места. Менты хорошо оснащены и подготовлены. Контора, традиции которой тянутся с доупаднических времён. О героизме милиции в первые годы ходят легенды. Народное ополчение сформировалось много позже, и больше из оболтусов, которые не могли найти нормальную работу, чем из людей, искренне радеющих об общем благе… А если это СС?!»
Рука дрогнула, выплеснув из банки несколько капель пива. Купец мгновенно вспотел, воротник удавкой перехватил горло.
«Почему я сразу не подумал о такой возможности? Этой мрази давно тесно в границах Края, а за рубежом неисчерпаемые запасы генетической ереси, которую они готовы выпалывать круглосуточно… Но если погибший конвой был агентами СС, то проблем по возвращении не избежать. Хотя… какие ко мне могут быть претензии? Главное, вернуть Данилу с его дружками в Московию. Как ни крути – единственные свидетели гибели санитаров. Им и отвечать».
Пек перевёл дыхание. Стена перед ним полностью опрозрачнилась. Он смял банку и щелчком отправил её в вентиляционное отверстие. Вытирая руку полотенцем, присмотрелся: Рыжий склонился над небольшой заводью, куда впадал ручей. Елена сидела рядом и что-то ему говорила. Значит, в воде была Мара. «Жаль, что у парня романтические представления о сексе, вот прямо сейчас и занялся бы Ленкой. Вон как она льнёт к нему…»
Пек поискал взглядом остальных спутников: Булыгу с Данилой видно не было. Скорее всего, осматривают окрестности с баржи. Каин что-то кричал Рыжему, а Иван пристально всматривался в сторону, куда Каин показывал рукой. Пек посмотрел туда же и побежал к выходу.
5. РЫЖИЙ ХОНДА
Было что-то волшебное в том, как Мара двигалась у самого дна. Слабое течение не позволяло воде мутнеть, ветер едва рябил поверхность озера, и женщина, которая уже несколько отбоев владела всеми моими мыслями, казалась сказочной королевой подводного царства. Тени и блики, пробегающие по её телу, игра мышц и развевающиеся длинные волосы будто танцевали, подчиняясь неслышной мне музыке. Вода скрадывала расстояние, но, думаю, было очень глубоко, потому что Мара казалась крошечной, и от этого ещё более удивительной и желанной.
В наших краях нет таких женщин – тяжёлый труд, нездоровый воздух и рисовая каша на завтрак, обед и ужин… изо дня в день, из года в год. Тем более стоило присмотреться к такому чуду. Чтобы запомнить на всю жизнь. Чтоб было о чём вспомнить, когда придёт конец этой жизни.
– Ты так на неё смотришь, будто женщин никогда не видел, – насмешливо говорит Лена.
Она грудью опирается о моё плечо, дышит в ухо и заглядывает вместе со мной на дно озера. Вот глупая! Что ей, места мало? Просить, чтоб отодвинулась, – бессмысленно. Пробовал. И далеко не уродина, я вам скажу. Красавица. Только нет в ней чего-то. Красивая и далёкая, как небо. Как безжизненное небо. Без бледной кисеи рождающихся на востоке облаков. Без зыбкого северного марева поднимающейся вместе с горячим воздухом пыли. Без чёрных монет стервятников, терпеливо, из отбоя в отбой присматривающих за добычей. Без звона насекомых и запаха травы. Без мечты и желания. Без дрожи и слёз… Небо должно пахнуть тем, кому оно предназначено.
