Стараясь больше не думать, я ввёл координаты и подтвердил пуск. Отсечная диафрагма ближайшей камеры раздвинулась.
– Это Московия, – с дрожью в голосе сказал я. – Счастливчик ты…
Да. Пожалуй, я ему завидовал. Вот так ангелы за нами и присматривают. Всегда найдётся кто-то, кто сделает для нас доброе дело. Но не потому, что добрый, а в силу собственной корысти и выгоды. Потому что иначе поступить – себе в убыток.
Дружинник стоял перед камерой переноса и о чём-то раздумывал.
– В чём дело, Данила? Один шаг – и «здравствуй, Калуга»!
– А ты?
– Не могу. Связист я. У меня план – три станции. А это только первая…
Мне очень не хотелось, чтобы он услышал в моём голосе сомнение. Но он услышал.
– Но это дорога в один конец? – спросил Данила, кивнув в сторону камеры.
– Да. Автомат запуска не «помнит» свой код. Потому-то столько сплетен и ходит о главном мануале. Ты не сможешь доложить, а потом вернуться.
– Остаюсь! – решил Данила. – Я эту хрень взбаламутил, мне и расхлёбывать. Кроме того, есть ещё смерть Булыги и Панамарёва. Нет, без Рыжего я не вернусь. Или без его головы…
– Честь и достоинство? – подсказал я.
– Ты против? – удивился дружинник.
Нет, я не был против. Но меня пленила идея Рыжего увидеть Тьму. Кроме того, хотелось спокойно, в одиночестве, обдумать возможность превращения ковровских крестьян в воинов. Под своим руководством, разумеется. Рыжий в этих расчётах занимал центральное место. Отдавать дикаря дружине я не собирался.
– Мы сделаем его, мент! – по-своему расценил мои колебания Данила. – Пообещаем Каину амнистию, и он придумает, как заманить Рыжего сюда, к Переходу. В учебке рассказывали, что с той стороны изолятор с круглосуточной охраной. Верно? Мы справимся с ним!
Собственно, это и были те слова, из-за которых дружинника следовало отправить на отдых в горы. Если Каин придумает «что-нибудь» против Рыжего, мне придётся его убить. Но убивать Данилу не хотелось.
– Давай, решайся, – дружинник уже подпрыгивал от возбуждения. – Догоним леталку и вернём беглецов к станции. В крайнем случае затащим Рыжего в камеру силой…
– Отправляешься в Калугу, боец! – приказал я. – В рапорте не забудь особо отметить героизм и самоотверженность Булыги. Это очень важно для оформления пенсионных документов семье, – стремительно обернувшись к Даниле, ловлю его взгляд и, ухватив за плечо, с нажимом добиваю: – Это очень важно, повтори!
– Это очень важно, – глаза дружинника остекленели, он медленно поднимает руку и неуверенно гладит переносицу. – Срочно в Калугу. Пенсия семье Булыги! Ну конечно!
Ударный гипноз – страшная штука. И тем эффективней в применении, чем в большей мере человек знаком с дисциплиной. С дикарём, к примеру, этот фокус у меня бы не получился.
– О Каине с Рыжим не докладывай. Будет много вопросов. Неприятных вопросов. Скажешь, что подобрали двоих оборванцев. Кто такие, не знаешь. Не представились. Вообще молчали. Немые, от санитаров прятались.
– Верно, – тускло согласился Данила. – Немые. Прятались от СС. Не представились.
Он так легко сдался, что я заподозрил подвох: а не морочит ли мне дружинник голову? Только прикидывается, что в трансе, а на самом деле смеётся надо мной…
– Теперь это личное дело! – настаивал я. – Я для того и остаюсь, чтобы воздать по заслугам. Чтобы отомстить. А ты доложишь о главном.
– О главном, – нервно дёрнул головой Данила, будто кивнуть хотел. – Доложить о главном. Пенсия семье!
– Купец, Гильдия и Питер – вот главное, – теперь я удивлялся тесному контакту с его сознанием. Даже не знаю, как это получилось, раньше у себя таких способностей не замечал. – И про вещдоки не забудь. Пусть сами смотрят и делают выводы.
Я всучил дружиннику питерский рюкзак, и Данила строевым шагом направился к открытому зеву камеры. Едва он вошёл, диафрагма сомкнулась. Когда её лепестки разошлись, внутри было пусто. Я перевёл автомат в режим «Ожидание» и вышел из Перехода…
Леталки не было видно. Разумеется. У Рыжего есть более важные дела, чем ждать любознательных туристов, отставших от группы.
Я оглянулся на тёмный провал входа станции. Теперь любой, кто войдёт в камеру Перехода, через мгновение окажется в карантинном изоляторе подвала Лубянки. Там путешественника ждут. Собственно, в этом и заключалась моя работа. Превращение станций Перехода в ловушки, разбросанные тут и там, всюду по Полю. Историкам-комиссарам остаётся только ждать путешественника, чтобы вытрясти из него всё, что он знает о мире…
Вскарабкавшись на ближайший валун, я отыскал на небе чёрное пятно стервятника. Где-то под ним летел буксир. Гораздо дальше висела ещё одна чёрная точка. Там был купец.
«Они петляют, – сказал я себе. – Каин облетает языки антифандра, а мне бежать по прямой. Догоню. Никаких проблем!»
Но, присмотревшись к лабиринту из оврагов и брустверов, уходящих к далёкому горизонту, я понял, что по прямой сильно не разбежишься.
Тогда я просто побежал. Вкривь, вкось, под уклон… как получалось, как складывалось.
2. МУТНЫЙ ПЕК
Озеро выдыхалось. Рубцы интерференционных полос опали, местами переходя в плоскость, «пена», в прежние времена радующая блестящими соцветиями красного и фиолетового, потускнела и съёжилась. Да и сами полосы обескровились, почти сливаясь друг с другом в серых полутонах и оттенках.
Пек тяжело вздохнул и двинулся вглубь пещеры в надежде отыскать «живой» участок. Тщетно. С каждым шагом он всё лучше понимал, что обманывал себя. Тусклые сумерки и тишина пугали. В прошлый заход здесь всё было по-другому. А теперь нужно искать новое озеро. А это означало эксперименты, пробы, ошибки… и редкие, очень редкие удачи.
«Всё сначала, – спустя сотню шагов признал Мутный. – Теперь всё с самого начала. Отыскать озеро, обозначить места экспозиции, апробация свойств… Воспроизводимость и стабильность результатов. Как-то чересчур быстро оно сдохло. Интересно, это какая-то система или мне просто не повезло?»
Чтобы ответить на этот вопрос, следовало созвать сход Гильдии. А для схода указать причину. То есть раскрыть карты и признать себя банкротом – без озера, без товара, без работы… Гильдии в таком случае проще выставить за дверь неудачника, чем собрать полтора десятка купцов и развести их на откровенность.
Подойдя к валуну по пояс высотой и с относительно ровной площадкой на торце, купец расстелил на камне скатерть и развернул узелок с едой. Печёная картошка, сало, варёные яйца, солёный огурец…
«Ну а если бы у меня было всё путём и кто-то на сходке осмелился пожаловаться на своё озеро? – Картошка стылым комом застревала в горле. Не помогало ни сало, ни огуречный рассол. Купец не чувствовал вкуса пищи. Рушилась его жизнь. – Я бы первым посмеялся над неудачником. Пусть ищет свежее озеро или убирается к депутам. Вот и весь разговор».
