Растягиваю губы, чтоб натуральней изобразить писк, но генералу не до шуток:
– Когда мы их потеряем, покажешь, не сомневайся. А сейчас скажи, зачем Даниле искать Купченко и Пека?
– Чтобы вернуть. Хочу вернуть их в Московию. Есть в этом желании резон, Михалыч. Убойный резон!
Делаю большой глоток и катаю во рту мартини. Да. Чересчур сладко. Интересно, как у Михалыча получилось?
– Так что? Прямо сейчас и отправлять?
Глотаю, выдерживаю паузу, прислушиваясь к обонятельным и вкусовым рецепторам и, только когда уходит горечь, отвечаю:
– Нет, не сейчас. Дай Холодняку время отойти от наркоты. Переведи в камеру поуютней, чтобы стены, душ, туалет, кухня. Проследи, чтоб он вымылся и проспался. Я жену его, Тамилку, пришлю. Пусть побудут вдвоём, покувыркаются… дело-то молодое, хе-хе. Тем более у Тамилки для залёта дни подходящие…
– А ты, значит, интересовался? – сально ухмыляется генерал.
– Не одним же санитарам думать о сохранении генофонда? – невозмутимо парирую колкость. – Подбери мастеров рукопашного и полевого дела, передай их в подчинение Даниле и через пять-шестъ отбоев всей группой отправляй на Руину.
– Похоже, ты указываешь мне, что делать?
– Дык сам просил. Ты приказал, я исполнил.
– Темнишь ты что-то, Сальтан. По морщинам на твоей лысине вижу, что темнить. Выкладывай. Что ещё углядел? На кой ляд сдались тебе Пек и не закончивший работу связист?
Допиваю мартини и ставлю пустой бокал на бирдекель, который принёс с собой. Генерал недовольно косится на подставку для бокала, но помалкивает. Как и его пренебрежение к культуре потребления спиртного, это тоже часть наших старых традиций. Я точно знаю, что после моего ухода он прочтёт записку на обороте костера, а потом сожжёт его.
– «Углядел»… да уж углядел, Михалыч. Немые бродяги, которых Пек подобрал около Десны, шибко мне двух беглых напоминают. Один и вправду рыжий, селюк из Коврова. Второй наш, у Фортанцера стряпчим служил. Был ещё третий, Сулаев. И сбежали они из калужского изолятора тем самым Переходом до Брянска, который ты для моей погони за Пеком открыл. Сулаева следующим отбоем взяли. Допросить, правда, не успели. Перестарались мои соколики. Ведь при побеге эта троица двоих наших положила. Вот дружина и не сдерживалась…
– И что? Правильно, что бандита порешили.
– Нет, Михалыч. Неправильно. Теперь не скоро узнаем, что в камере случилось. Сулаева я давно знаю. Вор от рождения и жил по понятиям. В тюрьме на охрану не бросался. Второй, Каин, – шпак и фраер. Этому по морде дашь, так он другую щеку подставит. Чтоб, значит, дважды по одному месту не били. И сдаётся мне, что смерть дружинников на ковровце.
– Один против двоих?! Безоружный одер против двух мечников?
– Вот-вот. И единственный, кого мы знаем и кто мог психоблок поставить, это твой Купченко. Что, если мент ковровца выгораживает?
– Третья сила?
– Она самая, Михалыч. Третья сила. А не послать ли нам во Владимир людей? Надо бы глянуть, что там, на болотах, делается. Вдруг ковровцы за ум взялись: для начала хотят нас с Питером поссорить, а потом совместно с хохлами с двух сторон прижать? А Купченко сам под гипнозом. Ковровец его и зомбировал.
– Не многовато ли на крестьянина вешаешь? И с мечниками справился, и мента зомбировал… Это теперь селюк такой продвинутый пошёл? Прямо мутант какой-то…
Опускаю голову, собираясь с мыслями. Важно не просто рассказать – важно расставить акценты. Наше с Михалычем взаимодействие расписано на обороте костера, но, какие подобрать слова, чтоб санитары сами сунули голову в петлю?
– Мутантами пусть СС занимается, а вешаю я сколько не падает, – голос мой ровен, но смотрю Михалычу в переносицу. Тоже один из знаков, чтоб понимал – не ему одному говорю. – Впервые Рыжий засветился как подозреваемый в краже древоружия у Мутного. Но купец в обороте древоружием замечен не был. А Рыжий – заготовитель, а не вор. Я бы его следующим отбоем выпустил, если бы он сам не ушёл. Но коль беда такая с охраной приключилась, отправил я толковых людей по следам ковровца. И не пожалел. Интересные вещи получаются. Для начала глянь-ка сюда…
Достаю из кармана оптический прицел, привстаю с кресла и кладу на стол.
– Этой оптикой Рыжий рассчитался в Калуге с хозяином ночлежки. Что интересно: никаких личных вещей! У крестьянина даже вещмешка нет. Распотрошили его шинель: кисет с подорожником, кремень и кресало, иголка, нитки…
– Депут меня подери! – в сердцах ругается Михалыч, хватая прицел. – А где остальное?
– Скорее всего, на складе осталось, – пожимаю плечами. – Для дикаря лучемёт – глупая тяжесть: как молотком пользоваться неудобно, а чтоб запустить кому-то в голову – камней кругом хватает. Прицел, надо думать, скрутил, а лучемёт бросил. Судя по всему, также и с режиком у него получилось: пользовался как обычным ножом, пока в лавку Фортанцера не отнёс.
Михалыч от возбуждения поднялся с кресла и заходил по кабинету:
– Получается, на этом складе и лучемёты, и виброножи?
Спешу подлить масла в огонь:
– По всем признакам – арсенал!
– Но как? Где?
– Догоним, вернём и спросим! Только задачу охотникам формулировать предельно жёстко: найти и вернуть Рыжего живым. Обязательно живым!
Генерал коротким рывком отдёргивает штору и всматривается в даль через глазок прицела:
– Стократный, не меньше! Такие сейчас только у санитаров… Слушай! – Он даже хлопнул ладонью по столу. – Если мы знаем, что парень из Коврова пришлёпал, надо бы наведаться в Ковров, да и спросить у старосты, где его бойцы такое железо видели.
– О том и говорю, Михалыч, – усмехаюсь искренне, без насмешки, – только ты присядь, остынь. Это я к тебе с докладом пришёл, а не ты ко мне с просьбой. Вот и слушай…
Кресло жалобно скрипит под свалившейся на него тяжестью. Генерал хватает бокал мартини и вновь в два могучих глотка выхлёбывает всё содержимое.
– Любишь ты, воевода, кишки мотать. С докладом он пришёл… тогда не томи, докладывай!
– Установлено, что мимо санитарных кордонов и застав дружинников Рыжий не проходил. Значит, двигался по бездорожью. Тогда дали ориентировку по всем городам между Ковровом и Калугой. Я рассудил, что приметную масть дикаря могли запомнить. И, представь, запомнили! Из Серпухова ответили, что видели такого. Расплатился за постой мешком сушёного подорожника…
– Стоп! – тормозит Михалыч. – В Серпухове ковровец рассчитывался травой?
С удовлетворением киваю. Что и говорить: учитель ученика понимает издалека.
– Но это значит, что арсенал находится между Серпуховым и Калугой?
– Рыжий идёт по прямой. Приложи линейку: между Владимиром и Калугой – только Серпухов. Вот после Серпухова Рыжий и нашёл арсенал. Иначе расплачивался бы древоружием не только в Калуге.
