Он кладёт трубку на стол и кисло на меня смотрит:
– Ты ещё здесь? Вот что, менты нам связиста навязали, Иваном зовут. Он за брянским Переходом присматривает. Как у него окажетесь, с вами пойдёт. Москвичи ему уже замену ищут. Ты, Данила, с этим парнем осторожнее. Его менты старой школы натаскивали. И пока Купченко рядом – никакой самодеятельности! Под счастливой звездой купец родился. Везёт людям…
– Менты? – В моём голосе только уважение. – Давно хотел посмотреть кого-нибудь из них в деле.
– Посмотреть? – Воевода тяжело вздыхает. – Сынок, это именно то желание, которому лучше бы не исполниться. Ведь в Поле зрителей нет, да? Все участники. И прав тот, кто лучше вооружён.
– Так, может, режик дадите?
– Ты знаешь закон, – хмурится Сальтан. – Древоружие должно оставаться в городе. Мы собираем оружие, а не разбрасываем его.
– Наручники брать?
– А ты научился с ними работать? – опять кипишует начальник.
Видно, вспомнил, как я на практике не сумел от собственных браслетов избавиться. Перед всем отделением опозорился. Самое время напомнить о достижениях:
– Зато стреляю из любого положения, навскидку и в цель.
– Ты сперва оружие найди, – сбавляет обороты воевода, – и сделай так, чтоб тебе позволили выстрелить. Будь внимательней, Данила, в Поле играют или в цвет, или в ящик… Ладно, бегом в раздевалку.
Разумеется, последнее его распоряжение понимаю буквально. Но у самых дверей Сальтан меня останавливает:
– И вот ещё что, Данила, – удивительно тихо говорит воевода. Он старательно разглаживает стол ладонями. – Береги себя.
Мне нечего ему ответить. Никто не виноват, но он сегодня вернётся домой, а я нет.
Такие вот дела.
3. РЫЖИЙ ХОНДА
Очнулся от холода. А ещё было сыро. И гадко.
Болела спина, а в глотку будто песок насыпали. Щедро насыпали. Не жалея.
В бок упиралось что-то твёрдое. Да так упиралось, что рёбра, казалось, вот-вот треснут и провалятся внутрь. Попробовал шевельнуться и легко перевернулся на спину. Сразу стало понятно, что это я на своей руке лежал: бок болел, а вот руки не чувствовал.
Не вставая, левой рукой принялся растирать онемевшую правую.
Серпов не было. Шинели тоже. Только портки и рубашка. И обувь сняли. Может, поэтому так холодно. Из-за влажного пола. На самом деле воздух вполне обычный: свежий и тёплый. Каким и положено быть воздуху погожим днём. А вот пол холодный и какой-то склизкий…
Высоко вверху, под самым потолком, – широкий проём. Сквозь него в помещение льётся небо. Нужно признать, сюда, к полу, доходит немного. Припоминаю подробности боя. Какой-то бронированный противник попался. И стилет в стружку порезал. Обидно. И глупо. Зачем хорошую вещь портить? Дурак какой-то. Но ведь я и пытался от него убежать! Не подвели инстинкты, однако. Те самые, которым нужно доверять.
А убежать – это было бы хорошо. Это хорошая идея.
Присмотрелся. Стены собраны из гладко подогнанного камня. Не залезть. И пол из камня. Чудно: зачем пол мостить? Рука наконец отзывается мерзкими покалываниями. Пытаюсь ускорить «процесс» постукиванием по камню вокруг себя: через минуту чувствую, как липко и скользко. Щели из грунта влагу вытягивают, и на полу прорастает плесень. Надеюсь, кормиться придётся не с этих «плантаций»?
– Привет, Рыжий. Очухался?
Знакомый голос!
Так и есть, кучерявый парень из лавки. Тот самый, у которого я кинжал пытался на верёвки и шанцевый инструмент обменять. А он мне какую-то историю о режике рассказал. Похоже, из-за него мои неприятности.
– Привет, Каин, – сказал я, – а где это мы?
– В тюрьме, – охотно ответил кучерявый. Глаза быстрые и какие-то чужие… чересчур смышлёные, что ли. – Отхожее место в том углу, умываются в этом. Обед недавно приносили. Твою пайку риса и воду я не тронул. Так что поспеши: умойся и поешь.
– Зачем спешить?
– Потому что, когда я проголодаюсь, – вмешивается грубый чёрный голос, – депа с два тебе что-то останется.
– Это Сула, – пояснил Каин, – нас здесь трое.
– Привет, Сула, – сказал я чёрному человеку. – А я – Рыжий. Надеюсь, мы тебя не стеснили?
Они засмеялись. Я не понял, что их так развеселило, а спрашивать не хотелось: не плачут и ладно. По совету Каина сходил в дальний угол, потом умылся. А перед пол-литровой кружкой с водой и чашкой риса вытер руки.
– Дай лепень посмотреть, – попросил Каин, кивнув на влажный ком.
Странная просьба, конечно. Я отдал ему платок и приступил к еде.
На воду, ясное дело, даже не глянул. Не я кипятил, не мне и пить. Рис – другое дело, хоть и не наш, не ковровский. Этот – белый и длинный. А у нас – серый и горошком. Может, это и есть упаднический продукт? Занятно, давно хотел попробовать. Вкусно, конечно… я поперхнулся и закашлялся: мой платок выскользнул из рук Каина, но не упал – пластиной повис в воздухе.
– Какого депа?! – прохрипел я. – Что за хрень?
– Демоверсия леталки, – сказал Каин. – Бесполезная вещь. У Пека ничего более ценного не было?
– У Пека?
– Опоздал с несознанкой, Рыжий. Как тебя Данила приложил, так ты и раскололся: в отключке сам признал, что режик у Пека взял.
Что врёт, я понял, но летающий платок интересовал больше:
– Как ты это сделал?
Вместо ответа Каин двумя пальцами ухватил платок, а свободной рукой несколько раз провёл по нему ладонью. Платок обмяк и превратился в тряпку, которой я протирал лицо и руки. Только сухую и будто выглаженную. Дела…
– А теперь обратно. Чтоб летел.
– На вольтанутого косишь? – с усмешкой спросил Каин, – Или тебя депы вместе с планетой на Дно уронили?
Он разложил у себя на ладони тряпицу и поводил по ней пальцем. Платок со щелчком распрямился и вновь завис над полом.
Я был потрясён.
– Это всего лишь заплатка для леталки, парень, – сказал из своего угла Сула. – Была бы непробивайка или печка – стоило бы дорого. А так… глупая игрушка.
– Хамелеоны тоже в цене, – поддержал его Каин. – Ты точно крепко головой ударился, если таких вещей не знаешь.
Они говорили что-то ещё. Такое же насмешливо-язвительное. Но мне было не до них. Как же так? Платок мне дали в придачу к еде и постою в обмен на гляделку, подобранную в Поле. Гляделка была с ладонь и приближала будь здоров, но уж с очень узким углом обзора. Осматриваться неудобно. Но, похоже, я сильно продешевил, если хозяин ночлежки, чтоб задушить укоры совести, подарил мне такой удивительный платок. Или он и сам не знал, что его тряпка летает.
Я потрогал летающую заплатку и поразился её прочности: плоская поверхность ткани казалась несгибаемой, как полоска стали. Осторожно придавил пальцем сверху – платок легко опустился, но ничуть не прогнулся: так и остался прямой и ровный, как лезвие меча.
