– Обед, тунеядцы! Андрей, кашеварь давай!
– А что – «тунеядцы, да тунеядцы»… Ты сам виноват – никому, кроме Деда, и пострелять-то не даешь. А я только и знаю, что готовить…
– Не бурчи, Андрей! Сам такую долю выбрал. Боец должен стойко переносить тяготы военной службы! Да не горюй ты – еще настреляешься, по самое «не могу». Давай я тебе лучше подсоблю… Каптенармус – ты в охранение, Дед – можешь отдыхать, заслужил, третью базу раздолбал уже.
Дед, довольный, лишь ухмыльнулся и откинулся в тенечке на траву. Каптенармус мышкой шмыгнул в кусты и пропал. Я подвел руку с клубочком под котелок и дал жару. Обед мы сегодня заработали… Я даже расщедрился на «наркомовские».
– А что, товарищи цензоры-корректоры, не слетать ли нам тут в одно местечко? Тут недалеко будет. Надо бы помочь ребятам…
– Кому ты там еще помогать собрался, Салага?
– А вот сам посмотри… – и я протянул внимательно глядящим на меня бойцам выдранные из блокнота листочки.
* * *
– Да ты вслух читай, Дед, – пробурчал Каптенармус, старательно сооружавший себе постель помягче. Дед хмыкнул, пересчитал листы бумаги и заявил, что он будет зачитывать выборочно. Избачом
[16]
он работать, дескать, не нанимался.
– Дневник какой-то… «26 июня, пятый, стало быть, день войны… Группа армий «Юг» медленно продвигается вперед, к сожалению, неся значительные потери. У противника, действующего против группы армий «Юг», отмечается твердое и энергичное руководство. Противник все время подтягивает из глубины новые свежие силы против нашего танкового клина…»
[17]
– Тур, ты чего мне дал? Это немец пишет, что ли?
– Немец, немец… Ты читай себе дальше.
– «27 июня, шестой день войны… Русские соединения, атаковавшие южный фланг группы армий «Юг», видимо, были собраны наскоро. Житомирская группа противника, очевидно, атаковала танковую группу Клейста с фронта, а подвижная черновицкая группа пыталась смять ее южный фланг. Русская тираспольская подвижная группа, отведенная несколько дней назад из Южной Бессарабии, перебрасывается по железной дороге на северо-запад. Очевидно, в ближайшее время она появится перед правым крылом танковой группы Клейста и будет брошена в бой в качестве последнего резерва. Тогда все силы, которые русское командование на Украине (следует отдать ему должное, оно действует хорошо и энергично) может противопоставить группе армий «Юг», будут разбиты. Мы получим возможность повернуть на юг, чтобы вынудить части противника, удерживающие район Львов, Станислав, вести бой с перевернутым фронтом…»
[18]
– Ну и на что нам это, скажи на милость?
– Ты дальше читай, дальше!
– Дальше ему… «В полосе группы армий «Юг» 8-й русский танковый корпус наступает от Броды на Дубно в тыл нашим 11-й и 16-й танковым дивизиям. Надо надеяться, что тем самым он идет навстречу своей гибели…»
[19]
– Вот оно! А в Дубно… да ты сам читай!
– «29 июня 1941 года (воскресенье) 8-й день войны…»
[20]
– Во-о, ребята! Сегодня, значит… Ты читай, Дед, читай!
Дед продолжил громкую читку.
– «Итоги оперативных сводок за 28.6 и утренних донесений от 29.6:
На фронте группы армий «Юг» все еще продолжаются сильные бои. На правом фланге 1-й танковой группы 8-й русский танковый корпус глубоко вклинился в наше расположение и зашел в тыл 11-й танковой дивизии. Это вклинение противника, очевидно, вызвало большой беспорядок в нашем тылу в районе между Бродами и Дубно. Противник угрожает Дубно с юго-запада, что при учете больших запасов вооружения и имущества в Дубно крайне нежелательно…»
[21]
– Во-о-т! А что крайне нежелательно немцам, то – сами понимаете, – крайне желательно нам с вами. Ну, уяснили, наконец?
– Тур, а ты сам-то подумал, что говоришь? Где это видано, чтобы вчетвером помочь целому танковому корпусу, а? Да у них там и танков сотни, и людей тысячи!
– Это не танковый корпус, а 8-й механизированный. И техники они уже потеряли более половины, и людей у них повыбило… А помочь я хочу не всему корпусу, конечно, а группе бригадного комиссара Попеля из 34-й танковой дивизии корпуса. Они такого шороху в тылу у немцев навели! А завтра на них навалятся аж четыре немецких дивизии – и все. Конец…
[22]
Выйти из окружения удастся всего-то двум тысячам наших бойцов. Давайте поможем ребятам, а?
* * *
Думка сделать все возможное, чтобы облегчить положение танкистов из 8-го мехкорпуса, постоянно преследовала меня. Настолько, что при очередном разговоре с Шапошниковым я предложил ему воспользоваться уже наработанным приемом и черкнуть еще одну записку командиру 8-го механизированного корпуса, весьма успешно громившего наступающие немецкие танковые и мотопехотные части. Но маршал категорически отказался.
– Да поймите же вы, Тур! Война уже катится по нашей стране страшным бронированным катком! И все ваши, пусть героические и крайне нужные, усилия как-то изменить, поправить ее ход – всего лишь песчинка на пути у этого катка. И будет ли толк, изменится ли хоть что-нибудь в ходе уже однажды проигранных боев, – я не знаю… Скорее всего – нет. Да и полномочий и возможностей отдавать боевые распоряжения в июне 41 года у меня не было. Не забыли? Я уже не был тогда начальником Генштаба. Да и как вы это себе мыслите? Пришел не пойми кто, принес какую-то писульку, и что? Генерал-лейтенант Рябышев должен этому человеку верить? Слушаться? Вопреки имеющимся приказам Юго-Западного фронта? Прекратить громить противника и отступить? А не провокация ли это? Эй, комендантский взвод! А ну-ка – расстрелять этого труса и паникера!
– Погибнут ведь они все… В первую очередь танкисты группы бригадного комиссара Попеля. У них вот-вот закончатся боеприпасы и горючее… Пробивную силу они уже потеряли, закапывают танки в землю. Еще чуть-чуть – и конец…
– Да, погибнут! – жестко сказал маршал. – Это их судьба и осознанный выбор. Они бойцы и защитники Родины. И должны защищать ее, пусть и ценой своей жизни… Все мы, военные, в долг живем, вам ли это не знать… Раз присягу принял, значит – так и только так. Более обсуждать этот вопрос я не намерен.
– Ясно, товарищ маршал… Ясно, что ничего не ясно. Ладно, пойду я. Может там, на месте что-нибудь придумаем…
– Если встретите его… ну, вы поняли – Рябышева… скажите ему лишь одно – мол, тогда, на маневрах 34-го года, Шапошников был прав. И сегодня он советует бросить технику и спасать людей. Большего в той ситуации не сделать… Все, идите, майор!
