– Каких салютов, капитан?
– А я знаю? Если будут наши победы на фронтах, значит, и салюты будут. Обязательно и непременно! Но я не о том с вами поговорить пришел, товарищ майор.
Особист глотнул чая и приглашающе улыбнулся.
– Ну-ну, давай, выкладывай – с чем пришел?
– Мы когда вернулись с задания, я второй раз на одного вашего старшего сержанта напоролся. Шевелитько такой есть. Вот мне и интересно стало, а что это он «через день на ремень» службу тащит, а? Потомственным помначкаром стал, никак? Что он вообще за человек? А то, если он полку не очень-то и нужен, я у вашего начальства себе его отпрошу, старшиной группы. За порядком там следить, смена белья, харчи, уборка территории, то-се, пятое-десятое? Что скажете?
Майор с хлюпаньем потянул чай. Взгляд его стал несколько рассеянным.
– Шевелитько, Шевелитько… Как же, припоминаю. Вы когда тут появились? Ага! А он сразу после вас, дня через два. А прислали его… не помню. Надо посмотреть. Тут видишь какое дело, капитан. Он не специалист, не связист. Приткнуть его вроде бы и некуда. Вот и ставят через день в караулы и на дежурство. Хлопец он дисциплинированный, исполнительный. Службу тащит хорошо, у него не забалуешь. Беспартийный, образование… Не скажу тебе про его образование, не помню тож… Не обязан я про всех бойцов все помнить. По нашей линии, вроде, особых крючков нет. Такой, знаешь ли, условно прозрачный человечек. – Майор пошевелил пальцами и опять громко хлюпнул чаем.
– Ну, а в твоей затее что-то есть… Если действительно он тебе нужен, то иди к комполка и проси. Думаю, он особо возражать и не будет.
– Я пока погожу немного… Присмотреться к нему надо, ноготком парубка поскоблить. Что там у него внутри, под гимнастеркой? В общем – торопиться не будем. А вы, товарищ майор, тоже понаблюдайте за хлопцем, ладно? Не в службу, а в дружбу. Все-таки у меня группа особая… ну, да вы понимаете! Официально просить я вас не буду, приказывать тем более не имею права, а вот так… В дружеской форме, да за чайком, а? Товарищ майор? Сделаете доброе дело для группы военных цензоров?
Майор решительно грохнул кружку на стол.
– Мы? Да для группы военных цензоров? Да мы для вас все сделаем! В рамках, понятное дело, нормативных документов, должностных инструкций и вашего допуска! – Майор широко и радостно улыбнулся. Я понимающе кивнул. – Справки не будет, не положено, сам понимать должен. Но через пару-тройку деньков заходи! Опять чайку попьем, поговорим, а?
– Есть такое дело, товарищ майор! Заметано! А это вам – подарок с фронта. «Парабеллум» называется. Взят, между прочим, в бою! О, как! Это вам от старшего лейтенанта Могилевского презент, убедительно просил передать. А вот патронов, извините, всего две обоймы. Да один патрон немец стрельнул. По Могилевскому и стрельнул, собака. В последний раз…
Майор уважительно принял подарок, взвесил пистолет на руке, прицелился в сейф.
– Ну, спасибо, капитан! Удружил! Честное слово – удружил. Твоему старшему лейтенанту – моя большая благодарность! Где, кстати, он? Я ему сам все скажу.
– После скажете… Он, знаете ли, опять в командировку уехал. На Полигон.
То, что в слове Полигон первая буква заглавная, майор, конечно, не знал.
Глава 10
А ведь верно сказано! В самую точку: «Если хочешь рассмешить богов – поведай им о своих намереньях». Вот так и получилось у нас с Андреем… Я имею в виду нашу затею с как бы «выездом на охоту». Ну, да… Туда, туда… Под Бобруйск.
Формально мы получили приказ сидеть и не рыпаться. С другой стороны, в отсутствие прямого приказа на проведение коррекции по заданию Службы, мы, вроде бы, были совершенно свободны. До самой пятницы, как говорил небезызвестный Пятачок. И мой непосредственный начальник – профессор Аппельстрем – вроде бы не возражал против нашей поездки на Западный фронт. Отдохнуть немного, развеяться… По крайней мере, прямого запрета на использование хронокапсулы не было. А если и будет – ничего! Выпишу направление, благо и печати есть, и пишмашинку я в штабе выпросил, и – фьюи-и-ть! Поехали два военных цензора, непонятно где служащих, в Белоруссию. Благо тут не так уж и далеко. Вот и сидели мы с Андреем за простым дощатым столом в своей избушке перед расстеленными картами, как Кутузов со товарищи на совете в Филях, и мараковали – что и как нам нужно делать.
Мараковали долго, споря и ругаясь по каждому поводу. Как сделать смутно вырисовывающуюся перед нами задачу – не остановить, а хотя бы задержать на день-два немецкие танки на рубеже реки Березина, – более конкретной и выполнимой. Как вы знаете, два врача – это три диагноза. А два полководца-корректора – это тьма-тьмущая векторов развития событий… Это и пугало. Договориться мы не могли и уже с некоторой неприязнью начали посматривать друг на друга. Хорошо, что мы оба не курили! А то бы никакой поездки на охоту вообще не получилось – загнулись бы мы оба от отравления никотином! И так температура в нашем штабе повысилась и была близкой к критической. А тут еще и табак – у-у-у! Табак дело…
Яблоком раздора был способ борьбы с предстоящим и неотвратимым прорывом танков Гудериана. Примерно 27 – 28 июня 41 года немецкие части должны были выйти юго-западнее Бобруйска к единственному естественному рубежу, который мог задержать их продвижение. Я говорю о реке Березина.
Берега этой реки болотистые, топкие и покрыты лесами. Танкам, да и не только танкам, а и всей технике, там не разгуляться. Преодолеть Березину сложно, очень сложно. Есть три моста, и, естественно, именно местность около них и будет ареной жестоких боев. От того, захватят их немцы или нет, зависело не только продвижение танков, идущих на острие немецкого клина, но и их снабжение.
Само собой, линия обороны наших войск должна развернуться по ее восточному берегу. Только вот не слишком ли громко сказано – линия обороны? Насколько я помню, сдерживали переправу немецких войск, не щадя своей жизни и умирая под бомбоштурмовыми ударами немецкой авиации и артиллерийскими налетами, бойцы и командиры сводного отряда из разномастных частей – саперы, связисты, сводный полк 121-й стрелковой дивизии, менее 1000 человек приписного состава без командиров, дорожники и курсанты Бобруйского автотракторного училища. Как ни говори, а боевые возможности саперов, связистов и дорожников, не имевших обычной пехотной подготовки, были весьма и весьма ограничены… Да и было их всех немногим более двух тысяч человек… Да десятка два гаубиц с боекомплектом по 15 – 20 снарядов на ствол. На один бой, короче. Вот и все силы, противостоящие танковым дивизиям Гудериана. Три моста, правда, наши успеют взорвать. Но это не спасет – немцы сумеют быстро навести три-четыре наплавных и сборных мостов. А один из них – так и вовсе металлический.
Вот о том, как эти самые мосты уничтожать, мы и спорили с Андреем. Он горячился и пер напролом.
– Я тебя не узнаю, Тур! Делаем три-четыре закладки взрывчатки…
– А где ты ее возьмешь?
– Не перебивай… Где-где… Сам знаешь – на оставленных складах. Или тебе в рифму сказать?
