Через несколько минут мы уже двигались в направлении речки.
Речка здесь неширокая, в некоторых местах больше напоминает ручей, зато
исключительно чистая. Цивилизация мало коснулась этих мест, а речушку питали
подземные ключи, этим обстоятельством объяснялся и тот факт, что вода в реке
была холодной и даже при двадцативосьмиградусной жаре радовала прохладой. По
песчаной тропинке мы спустились к омуту, который местные называли Круглым.
Детишки с визгом и брызгами ныряли возле берега и успели поднять со дна всю муть,
так как в отличие от нас проводили здесь время с утра до вечера. Женька
скривилась и посмотрела на нас.
— Идемте на Большой омут, — кивнула Верка и резво
потрусила по тропинке.
Большой омут вовсе не был большим, зато считался очень
глубоким, детня сюда не ходила, да и взрослые наведывались нечасто, потому что
от деревни его отделяло чуть больше километра. Впрочем, от Веркиного дома он
был неподалеку, только спускаться надо было с другой стороны, теперь же нам
предстояло сделать приличный крюк. Я по этому поводу ничуть не расстраивалась:
на мне соломенная шляпа, защищающая лицо от солнца, я только что съела три
пирога с клубникой, и прогуляться было просто необходимо. Однако Женька не
смогла удержаться от критических замечаний.
— Надо было через огород идти, — проворчала она.
— Так чего ж ты не пошла?
— Я думала, мы на Круглый омут идем.
— Так и мы думали.
Впереди показались кусты ивы, и вскоре мы уже раздевались на
отлогом берегу.
— Холоднющая какая, — сунув ногу в воду, проворчала
Женька и поежилась, потом постояла, точно к чему-то прислушиваясь, и с разбегу
бросилась в воду, подняв столб брызг.
— Чокнутая, — покачала головой Верка и устроилась
на траве. Я взглянула на нее, на Женьку, голова которой к этому моменту
появилась на поверхности, и осторожно вошла в воду. Прыгать в омут очертя
голову в отличие от подружки я не люблю, поэтому потратила минут пять, прежде
чем окунулась, все это время жалобно поскуливая и повизгивая.
— Давай наперегонки к тому берегу, — позвала
Женька. Предложение показалось толковым, и, прокричав в ответ: «Давай!», я
устремилась к подружке. Задора в Женьке больше, чем умения, конечно, я ее
обогнала, и она, сразу потеряв интерес к соревнованиям, приблизилась к берегу,
сплошь заросшему ивой, и, делая вид, что не обращает на меня внимания, нырнула.
Я легла на спину и раскинула руки. Из состояния абсолютного
блаженства меня вывел Женькин вопль. Орала она так, что я в полной
растерянности крутанулась на живот, забыв прикрыть при этом рот. Женька стояла
по грудь в воде, колотила по ней руками, поднимая брызги, и вопила что есть
мочи.
— Что ты орешь? — укоризненно спросила я,
подплывая ближе, и тут обратила внимание на физиономию подружки. Вне всякого
сомнения, она спятила: перекошенный рот, вытаращенные глаза и такой ужас в них,
что я совсем было решила тоже заорать, но вовремя одумалась и только вздохнула:
— Спятила ты, что ли?
— Вытащи меня отсюда! — рявкнула Женька,
неожиданно приходя в сознание. Тут она заметила бросившуюся в воду Верку и
отчаянно закричала: — Не ходи сюда!
— Змея? — догадалась я, зябко ежась. Женька
схватила меня за руку и кинулась к берегу, отчетливо стуча зубами. Само собой,
я припустилась следом, и через мгновение мы уже стояли на берегу все трое. Мы с
Веркой торопливо оглядели Женьку, не нашли в ней никаких перемен и жутко
осерчали. — Ну и что ты орала, больная? — зло спросила я. Верка,
которая по натуре была человеком добрым, посмотрела на меня укоризненно и
повторила тот же вопрос ласково, при этом опустив эпитет «больная». Женька
вновь начала трястись, а Верка брякнула:
— Пиявки?
— Пиявки в реке не водятся, — отрезала я.
— Почему? — не поверила Верка.
— Откуда мне знать? Просто не водятся, и все тут…
— Ты точно знаешь? — все еще сомневалась она, а
Женька неожиданно заорала:
— Дуры, мать вашу, там утопленник!
— Чего? — разом открыли мы рты.
— Утопленник, — повторила Женька и вздохнула с
облегчением, точно избавилась от тяжкой ноши.
Минуту, не меньше, мы стояли молча, таращась друг на друга,
затем я смогла спросить:
— По-твоему, это хорошая шутка?
— А кто тут шутит? — хмыкнула Женька, заметно
приходя в себя, правда, плечами все еще дергала, и физиономия ее теперь
выглядела не серо-зеленой, а просто бледной.
— Ну? — нахмурилась я.
— Гну. Утопленник, говорю, там. Кажись, за корягу
зацепился.
— Как же так? — переминаясь с ноги на ногу,
пролепетала Верка. — Если б кто утонул, так в деревне бы знали…
— Может, еще не знают, может, только что утонул…
— Мужчина или женщина?
— Почем я знаю… руку видела, вроде женщина…
— Да врет она все, — не выдержала я.
— Показалось с перепугу, — кивнула Верка и отважно
шагнула в воду. — Где это?
— Вон там, у берега, — ткнула пальцем Женька в
самое глубокое место. Кажется, там метров семь в глубину, и увидеть что-либо
подружка никак не могла. Впрочем, если она говорит, что у самого берега…
— Там какая-нибудь коряга, — успокаивала Верка по
большей части сама себя. — А тебе померещилось.
Она нырнула, но почти тут же голова ее показалась из воды, и
Верка отчаянно забила руками, возвращаясь к берегу.
— Ты чего? — растерялась я.
— Там в самом деле кто-то есть, — сообщила она,
здорово заикаясь. Верка — девка серьезная и так шутить не могла, совесть в
отличие от Женьки у нее есть, выходит, она действительно что-то там увидела…
— В деревне все друг друга знают, — пытаясь
рассуждать здраво, сказала я. — И если б кто утонул…
— Надо собрать людей, — надевая шорты, бормотала
Женька. — Побегу в деревню… и милицию вызвать, обязательно милицию…
Верка натянула сарафан и, судя по выражению ее лица, всерьез
собралась кричать «Караул!».
— Подождите, — поморщилась я. — А если там
коряга? За такие шутки…
— Это не шутки, — возмутилась Женька, и Верка
поспешно кивнула:
— Точно. Там что-то есть…
— Что-то или кто-то? — спросила я.
