— Ни о чем, — пожала я плечами, вспоминая наш
разговор, и вдруг насторожилась: — Знаешь, мне показалось, ее что-то мучило, и
она чуть-чуть мне об этом не рассказала, но потом вдруг передумала. А еще
употребила словосочетание «бедный мальчик», непонятно, кого имея в виду: то ли
племянника, то ли убитого парня.
— Да? — насторожилась Женька. — Это
интересно. Может, есть смысл поговорить с ней еще раз?
— Не думаю. Похоже, это был порыв, она с ним
справилась, и…
— Ладно, давай без психологии. Берем такси — и в
спортшколу.
Лену нам пришлось ждать минут двадцать. Увидев нас, она
нисколько не удивилась, мы направились в кафетерий, выпили по чашке кофе, и
Женька объяснила, почему мы снова здесь. — Брат Инги? — подняла брови
Лена. — Конечно, я о нем знала. Валера, кажется. Только он младше Инги
года на два и в спортшколе не учился.
— С таким отцом парень не занимался спортом?
— Мне неудобно говорить об этом, я девчонкой сопливой
здесь бегала, а Трусов был тренером с мировым именем… Конечно, сплетничали о
нем много… Вот что, пойдемте-ка к одному человеку, он сейчас в школе. Если он
захочет поговорить с вами, то вы узнаете о Трусове абсолютно все.
Мы поднялись и гулким коридором прошли в другое крыло
здания, спустились в полуподвал и замерли перед массивной дверью с табличкой
«Салопов М. И.», Лена постучала, услышав «да», открыла дверь и кивнула нам, мы
вошли в просторный кабинет. За письменным столом сидел мужчина лет шестидесяти
— шестидесяти пяти в спортивном костюме и просматривал какие-то бумаги.
— Максим Ильич, — сказала Лена, — это мои
подруги Анфиса и Евгения. У них к вам дело. Очень прошу: помогите. — С
этими словами Лена покинула комнату, а Максим Ильич, усадив нас на стулья возле
стены, с улыбкой произнес:
— Ну-с, прекрасные барышни, слушаю вас. Я взглянула на
Женьку, и та начала:
— Максим Ильич, у нашей подруги похитили ребенка.
Девочка была ею удочерена, настоящая мать Инга Трусова. За ребенка потребовали
двадцать тысяч долларов. Приемный отец повез эти деньги в условленное место, но
ребенка ему не вернули, доллары исчезли, а один из похитителей был убит. Это
брат Инги, Валерий.
— Вот как, — вздохнул Максим Ильич. — Что ж,
не стану лукавить, ваше сообщение меня не очень удивило, хотя… я не думал, что
дойдет до этого… — Вступление было многообещающим, и мы с Женькой
насторожились.
— А нельзя ли уточнить, почему вас это не очень
удивило? — поинтересовалась подружка.
— Да потому, что все и шло к тому. Дети расплачиваются
за грехи отцов.
— А у Трусова были грехи?
— А это как взглянуть. — Старик неожиданно
улыбнулся и посмотрел на нас ласково, точно мы — чада неразумные и нас
следовало хоть немного просветить. Максим Ильич вдруг хихикнул и заявил: —
Конечно, вы можете решить, что мной движет чувство зависти. Обычное дело, когда
с одной стороны тренер, воспитавший чемпионов, а с другой — явный неудачник.
— И вы действительно ему завидовали? — спросила я.
Вопрос этот поверг Максима Ильича в раздумье, он вертел в
руке карандаш, смотрел на него, и казалось, что именно карандаш занимает его в
настоящий момент больше всего.
— Нет, — наконец ответил он. — Я ему не
завидовал. Иногда жалел, было время — ненавидел. Он, знаете ли, из тех, кто шел
по головам, не угрызаясь и даже не думая об этом. Делал то, что считал
правильным. Многого добился, и казалось, что он прав, что по головам — это
допустимо. Ему хотелось, чтобы и другие согласились с этим. Многие так и
сделали, а я нет. Наверное, какие-то сомнения в своей правоте у него все-таки были,
иначе непонятно, почему он оставил меня в школе. Впрочем, очень возможно,
надеялся убедить и меня. Но так и не сумел. А собственные дети точно мстили
ему, он воспитал хороших спортсменов, но не смог, да попросту и не мог
воспитать хороших детей, потому что сам был настоящим негодяем. Я не буду
ворошить прошлое и объяснять, почему я так считаю, вас ведь интересует не
Станислав, а его дети.
— Вам известно, за что его сын угодил в тюрьму?
— Конечно. Первый раз он получил условный срок. История
вышла шумная. Валера позаимствовал чужую машину и вместе с сестрой отправился
покататься. Оба были пьяные. На выезде из города, прямо под мостом, он сбил
женщину, она скончалась. Машину разбил. Ингу извлекли из кабины совершенно
пьяной, почти голой, она смеялась и, кажется, даже не понимала, что произошло.
У погибшей женщины было трое детей, она возвращалась с работы. Можете
представить, какое все это произвело впечатление. Совершенно замять дело не
удалось, был суд, Валерий отделался условным сроком, но эта история просто
подкосила Станислава. Как будто рухнул мир. Он считал себя непревзойденным
педагогом.
— Все это произошло после несчастья с Ингой? Я имею в
виду травму? — спросила Женька.
— Да, примерно через год после этого. Валеру судили в
мае. Он был младше сестры на два года, она везде таскала его за собой, а он ее
обожал, думаю, она воплощала для него бунт против отцовской воли.
— Валерий занимался спортом?
— Год-полтора от силы, еще совсем маленьким. Я думаю,
он ненавидел гимнастику, потому что все в семье были на ней помешаны. Инга
очень походила на отца, и внутренне и внешне, олимпийское золото было для нее
самым главным, самым желанным, и, когда она поняла, что его не будет, жизнь
лишилась смысла. А для Валеры спорт был пустой тратой времени. Занимался из-под
палки, а затем и вовсе бросил, даже отец ничего не мог с ним поделать. После
суда Валеру пристроили в Суворовское училище, а Ингу отправили к тетке,
беременность к тому моменту скрывать было уже трудно. В городе она вновь
появилась незадолго до родов, ребенка удочерили чужие люди, все это тщательно
скрывалось, но в таком городе, как наш, да еще если речь идет о дочери
человека, фамилию которого знают почти все жители…
— Тогда почему Инга приехала рожать сюда? —
удивилась Женька. — Проще было бы оставаться у тетки, больше шансов, что
об этом не узнают.
— Наверное, вы правы. Что ими двигало в тот момент,
судить не берусь. Говорю, как было.
— И что произошло дальше?
