— Женечка, я иду к тебе! — Но, к некоторому своему
удивлению, подружку нигде не обнаружила. Квартира ее была пуста, вещи на своих
местах и в порядке, то есть в том самом порядке, о котором можно говорить в
применении к моей подружке.
— Где труп? — спросил Роман Андреевич, а я пожала
плечами. — Может, съездим к Николаеву и взломаем дверь у него? Вдруг труп
там?
— Мы не можем оставить квартиру открытой, —
пролепетала я, и это было сущей правдой.
Я заплакала от жалости к себе и Женьке, конечно, тоже. Мы с
мужем устроились на ее диване, где и продремали в обнимку до восьми часов утра.
Ровно в восемь Ромке позвонили по радиотелефону, он выслушал сообщение, закатил
глаза к потолку и заявил:
— Дорогая, мне срочно нужно на работу.
— Как ты можешь? — возмутилась я.
— Ты имеешь в виду Евгению Петровну? Она жива, здорова,
если не считать небольших отклонений в психике, и с минуту на минуту появится
здесь. — Роман Андреевич чмокнул меня в нос и буквально испарился. Я не
успела глаза протереть, а его уже нет в квартире. На всякий случай я подошла к
окну, муж как раз садился в свою машину, помахал мне рукой и исчез вторично, на
этот раз за углом соседнего дома, а я села в кресло и стала волноваться и ждать
подругу.
— Что за дерьмо?! — завопила та в прихожей минут
через двадцать. Я кинулась туда и увидела Женьку, злющую, но совершенно живую и
без видимых увечий.
— Женечка, — ахнула я, — ты жива, слава богу,
я всю ночь места себе не находила… это просто ужас.
— Ужас, не то слово, — вздохнула Женька. Мы
обнялись, и она пожаловалась: — Ты еще не знаешь, что я пережила.
— Тебе угрожали, пытали?
— Не, до этого не дошло. Но до чего подлый народ менты.
Забрали нас в каталажку и продержали до восьми утра. Прикинь? До восьми утра
личности выясняли, а когда я им сказала, кто они такие, посоветовали носить с
собой паспорт. Я что, лицо кавказской национальности? Нет, я на них в суд
подам. Удостоверение мое даже смотреть не стали… Напишу статью о произволе в
милиции и подам в суд. Вот честное слово…
— Не надо в суд, — пролепетала я, начав кое-что
понимать, и неожиданно для самой себя рявкнула: — Где ты была?
— Я кому рассказываю о горестях? Для кого стараюсь?
— Где ты была до этого? — возвысила я голос.
— А… С Вадимом, махнули к нему на дачу. Дачка у него,
скажу я тебе, покруче машинки. Камин, шкура на полу… в общем, все как в лучших
домах. Ты чего глаза выпучила, о каминах никогда не слышала? —
насторожилась подружка.
— Идиотка! — всхлипнула я. — Она там на
шкурах прохлаждается, а я здесь едва рассудка не лишилась, заставила Ромку
взломать дверь, думала, ты уже мертвая. А она черт-те чем черт-те с кем
занимается.
— Я полночи в ментовке куковала. Словили возле поворота
на Абрамцево с мигалками, автоматами, точно мы тонну героина тащим, и ничего не
объясняют. Я грешным делом решила, может, Вадим тачку того…
— Ты фамилию своего Вадима знаешь? — зарычала я.
— Ну…
— Как его фамилия, несчастная?
— Не помню, простая какая-то…
— Точно, простая. Николаев Вадим Александрович.
— Ну и что? — В этом месте Женька протяжно
свистнула и устроилась в кресле. — Иди ты, — сказала она, немного
повращав глазами. — Тот самый?
— Конечно.
— Чепуха получается. Когда мы пришли к нему в офис, он
не пожелал с нами встретиться, а вчера вдруг сам явился. А как он вообще нас
нашел?
— Объявление, — вздохнула я. — Наверняка это
он звонил, якобы с телефонной станции.
— А вот это мы сейчас выясним, — обрадовалась
Женька. — Едем к нему немедленно!
Но немедленно не получилось, сначала пришлось найти слесаря,
а для этого изрядно побегать, то есть бегала Женька, я сторожила квартиру и
прикидывала, стоит ли ей рассказывать, кому она обязана гостеванием в милиции.
На все это ушло часа три, не меньше, я так ничего не решила, но, когда Женька
вспоминала о произволе милиции и начинала гневаться, я спокойно и даже ласково
напоминала, что всем нам свойственно ошибаться, и милиции в том числе, дело это
житейское, и не стоит принимать его близко к сердцу. Женька подозрительно на
меня поглядывала, но мысль написать разгромную статью вроде бы оставила, по
крайней мере, не села за нее немедленно, как это свойственно ее характеру, а
решила для начала поехать к Вадиму и вывести его на чистую воду.
— Ты подумай, какие мужики пошли, — качала она
головой по дороге в его офис. — Никому верить нельзя. Ведь я была готова
поклясться, что он влюбился с первого взгляда… ну, может, со второго… и что?
Выходит, все это притворство чистой воды. И никакой тебе любви и замужества в
перспективе, а сплошные хитрости.
— Он тебе вопросы задавал?
— Само собой, где родители, чем занимаюсь, какое
шампанское мне нравится…
— А по делу? Про Трусова что-нибудь спрашивал?
— Нет. Правда, мы целый час выявляли общих знакомых.
Теперь-то ясно, для чего ему это понадобилось. — И многих выявили?
— Многих. Но я его не порадовала. Ни об Инге, ни о ее
брате ни словечка не сказала.
Мы покинули такси и через минуту вошли в офис Николаева.
Здесь нас ждало разочарование: господин Николаев на работу не явился, возможно,
будет после обеда. Не оказалось его и дома. Женька поначалу разозлилась, но,
кое-что вспомнив, махнула рукой:
— Он мне должен позвонить часов в шесть, авось
объявится.
Мы простились до шести часов и разъехались по домам. В
гостиной я обнаружила супруга, который спал на полу по причине жары, сунув под
голову подушку с дивана. Спал так сладко, что я не решилась его будить, прошла
на цыпочках и устроилась в кресле с намерением обдумать сложившуюся ситуацию, я
имею в виду ситуацию с Вадимом, но вместо этого задремала: ночь выдалась не из
легких, и моим нервам требовалась передышка.
Из состояния сладкой дремы меня вывел телефон. Я кинулась в
прихожую, чтобы поскорее снять трубку, пока настойчивые звонки не разбудили
Романа Андреевича.
— Слушаю, — сказала я, а женский голос на том
конце провода спросил:
— Кто вы? — Вот те раз, интересный вопрос.
— Я? — Ничего более толкового в тот момент я
произнести не могла, а женщина опять спросила:
— Почему вас интересует убийство?
