Но нашему намерению культурно провести досуг не суждено было
сбыться. Не успели мы пройти и сотню метров, как из-за угла дома вывернул
мужчина в ветровке, задел плечом идущего с краю Сашку, извинился и торопливо
зашагал прочь. Казалось бы, пустяковый инцидент исчерпал себя на этом, но Сашка
вдруг повел себя неадекватно: замер посреди тротуара, морща лоб, обернулся, и
мы обернулись вслед за ним. Парень в ветровке к тому моменту испарился,
наверное, исчез в ближайшей подворотне. Сашка продолжал стоять на месте, тараща
глаза, а мы недоумевали, отчего его так разбирает.
— Вот что, — заявил он, — вы идите, а я вас
догоню.
— Куда идти? — не поняла Женька.
— Прямо. Кафешка вон там, вывеску видите? Я
мигом. — И Сашка бросился в подворотню, куда, должно быть, свернул парень.
— Ну и что? — спросила Женька, хмуро глядя на
меня.
— Откуда я знаю? Может, он в туалет захотел?
— Может, — пожала плечами подружка. — Идем,
что ли?
Но вместо того чтобы отправиться в кафе, мы продолжали
стоять на месте.
Прошло минут пять, так что, если Сашка покинул нас по нужде,
пора ему было бы вернуться. Выходило: либо нужда у него большая, либо вовсе не
за тем он в подворотню бросился. А зачем тогда? Мы переглянулись и, резво
потрусили в том направлении и через минуту опасливо заглядывали в эту самую
подворотню. Ничего особенного. Нормальная подворотня в лучших питерских
традициях, мрачная, пахнущая туалетом. Дальше — двор-колодец с еще одной
подворотней, скорее всего двор был проходным. В подворотне горела подслеповатая
лампочка.
— Сашка, — громко позвала Женька, и он немедленно
откликнулся:
— Здесь я. — И вскоре предстал нашим очам,
почему-то пошатываясь и держась за голову. То, что Сашку мотало, меня не
удивило, и голова у него вполне могла трещать, потому что было с чего, но тут
он приблизился, и мы дружно ахнули: из-под Сашкиной ладони на лоб стекал
кровавый ручеек.
— Ты башкой, что ли, треснулся? — пролепетала
Женька, а Сашка сказал:
— Анфиса, дай мобильник.
Я торопливо протянула телефон, он набрал номер, чертыхнулся,
потому что про код забыл, как недавно Женька, и, исправляя свою ошибку,
торопливо заговорил:
— Значит, так, девчонки, шагайте на вокзал, потому что
лучше вам в это дело не лезть, пользы никакой, а неприятностей может быть
сколько угодно.
— Что? — пискнула я, но Сашка в этот момент
заговорил по телефону:
— Серега, это Лукьянов, да я, я… Слушай, сегодня
ориентировка пришла, этот, как его… из тюрьмы сбежал, рожа его прямо напротив
твоего места… ну… так я его сейчас в трех шагах от отделения встретил… Не
привиделось, точно он. По башке мне дал, гад. И вовсе нет… да я серьезно. Что
ты дурака валяешь, — заорал Сашка, а мы от неожиданности подпрыгнули. —
Посылай ребят, пусть район перекроют. Как машин нет, была же машина… вот черт…
— Сашка сунул мне в руку телефон и потрусил в сторону родного отделения, а мы
продолжали хлопать глазами, потом кинулись за ним, но Сашка, обернувшись,
махнул свободной рукой и рявкнул: — Уезжайте, вас здесь только не хватало…
Мы замерли как по команде, а потом побежали в другую
сторону, и тут точно назло дождь полил как из ведра, мы добежали до конца улицы
и юркнули в очередную подворотню.
— Ты чего-нибудь поняла? — спросила Женька.
— Поняла. У меня машину угнали, — проблеяла я.
— С машиной все ясно, тачка твоя накрылась, а вместе с
ней мои шмотки.
— И мои.
— А я что, спорю? Этот тип в ветровке — опасный
преступник, сбежал из тюрьмы. Сашка его как-то умудрился узнать и теперь
побежал ловить.
— Лучше б он мою машину искал.
— Да послушай ты, дурища, Сашка поступил исключительно
благородно, не стал нас во все это дерьмо впутывать.
— Чего нас впутывать, я, кроме ветровки, ничего не
видела, да и то не разобрала: то ли серая, то ли синяя… А Сашка твой
опохмеляться побежал, — зло ответила я.
— Тоже не грех. Но я сейчас не об этом, Сашка смылся, а
беглый каторжник, который ему по башке съездил, где-то здесь бродит.
Точно в ответ на ее слова за нашими спинами раздались шаги,
но через мгновение стихли. Мы вцепились в локти друг другу и застучали зубами,
вглядываясь в полумрак подворотни. Однако очень скоро я отпустила Женькин
локоть. Двор впереди выглядел вполне безопасно.
— Идем, — сказала я решительно. — Двор
проходной, выйдем на соседнюю улицу и напрямую к вокзалу. — И зашагала, не
дожидаясь Женькиных возражений.
Стук каблуков весело отдавался под сводами, Женька
припустилась за мной, и через минуту мы вошли во двор, где одиноко стояла
старенькая «копейка» рядом с деревянным ящиком неизвестного назначения. В этот
момент хлопнула дверь подъезда, и оттуда показался молодой человек в кожаной
куртке, щелкнул зонтом и направился к «копейке».
— Эй, красивые, вы чего под дождем мокнете? —
спросил он.
Парень улыбался и посматривал на нас с интересом, физиономия
его выглядела добродушной и очень симпатичной. Ко всему прочему парень был
блондин, а Женька с ума сходит по блондинам, оттого она мгновенно превратилась
из мокрой курицы в принцессу в изгнании и певуче ответила:
— Мы к вам издалека приехали, а про зонты забыли. В
нашем родном городе сегодня двадцать восемь тепла и без осадков.
— Без осадков это здорово, но не про нас. — Он
открыл машину и предложил: — Садитесь, подвезу, что ж дорогим гостям понапрасну
мокнуть.
Женька бросилась к «Жигулям», и мне ничего не оставалось
делать, как последовать ее примеру. Одной ногой я уже была в кабине, когда
обратила внимание на деревянный ящик, точнее не на ящик, а на мужской ботинок,
который нахально торчал из-за него.
— Там кто-то есть, — вытягивая шею, сказала я.
— Где? — нахмурилась Женька.
— За ящиком.
Парень удивленно поднял брови и переспросил:
— За ящиком?
— Да. Ботинок, мужской.
— Зачем тебе ботинок? — разозлилась Женька, а я не
удержалась и рявкнула:
— Понадобился. — И сделала пару шагов в сторону ящика.
Парень присоединился ко мне, а вслед за ним и Женька, и вскоре очам нашим
предстало довольно странное зрелище: мужчина лет пятидесяти лежал на асфальте
между ящиком и стеной дома, руки сложены на груди, голова запрокинута.
