Четыре глотка. Он не хотел переборщить. Водопровод все еще работает. Пока. Надо запасти воды впрок. Надо действовать с умом. Во рту пересохло. Он попытался прополоскать рот. Тоже никудышная идея. Во рту разом заболело все, что только могло: трещины на губах, язвы на нёбе, типун на кончике языка, который вскочил после того, как он в полубессознательном состоянии попытался высосать последние кусочки пищи, застрявшие между зубами. «Да, блин, удружил ты себе».
Фред непроизвольно посмотрел влево и тут же с отвращением мотнул головой – взгляд его уткнулся в большое, доходящее до пола зеркало. Надо же было так оплошать – не закрыть глаза. Крупнейшая ошибка за сегодняшний день.
Из зазеркалья на него смотрел унылый тщедушный доходяга. Бледная кожа, жирные волосы, налитые кровью ввалившиеся глаза. Он был гол. Униформа уборщика больше на нем не держалась. Организм продолжал жить только за счет собственных жировых запасов.
Неудачник.
Мышц нет, один жир.
Баба.
Пятнистая, покрытая волосами кожа обвисала неровными складками.
Жалкий кусок дерьма!
На противоположной стене позади него были другие отметины – зарубки-напоминания, сделанные им самим. День второй, когда он бросил попытки ногтями и зубами расширить проем двенадцатидюймового окна. День четвертый, когда у него в последний раз был твердый стул. День пятый – в этот день он перестал звать на помощь. День восьмой, в который он попытался съесть свой кожаный ремень. Он видел, что так делали пилигримы в одном художественном фильме. Хороший, крепкий ремень был, подарок ко дню рождения от…
Стоп, не думай об этом.
Тринадцатый день – в этот день у него прекратились рвота и понос. Черт возьми, что такого содержалось в том ремне? День семнадцатый, когда от истощения он уже и мастурбировать не мог.
Не надо.
Тут были отмечены все его дни. Дни слез, причитаний, мольбы Господу о спасении, тщетных призывов о помощи; каждый божий день, который заканчивался для него в позе эмбриона, поскольку тут не было места, чтобы хотя бы вытянуть ноги.
НЕ ДУМАЙ О НЕЙ!
Но он, конечно, думал. Думал о ней каждый день. Каждую минуту. Разговаривал с ней во сне, бредил ею в периоды полузабытья, когда уже не мог отличить грезы от реальности.
С ней все в порядке. Иначе и быть не может. Она всегда знала, как о себе позаботиться. Она и о нем продолжала заботиться, разве не так? Поэтому-то он и жил дома. Это она была ему нужна, а не наоборот. С ней все будет хорошо. Вне всяких сомнений.
Он старался не думать о ней, но все равно постоянно думал, и, разумеется, так же постоянно в голову лезли и другие мысли.
«Идиот! Не послушал предупреждения! Не смылся, пока имел возможность!»
«Идиот! Собственноручно обрек себя на заточение на этом пятачке – не уборной даже, а туалетной кабине размером с шифоньер, – а теперь вынужден пить из гребаного толчка!»
«Идиот! Не хватило смелости даже зеркало разбить и совершить благородный поступок, который стоило бы сделать. Теперь, если они вломятся, ты окажешься перед ними абсолютно беспомощным, черт возьми!»
Идиот! ИДИОТ!
– ИДИОТ!
Он произнес это вслух. Проклятие.
Громкие стуки в дверь заставили его вжаться в дальний угол. Их стало больше; Фред отчетливо слышал мычание, эхом разносящееся по коридору. Оно в точности повторяло звуки снаружи. В последний раз, когда он выглянул в окно, взобравшись на унитаз, мертвяками были запружены все улицы. Отсюда, с высоты девятого этажа, их толпы выглядели единой массой, волнующейся, будто океан, и уходящей вдаль, насколько хватало глаз. Наверное, теперь ими заполонен весь отель, каждый этаж, каждый номер. Первую неделю он через потолок слышал шарканье наверху. В первую ночь – вопли.
По крайней мере они не понимают, как открывается дверь-купе. Хоть в этом ему повезло; если бы это была не сдвижная, а самая обычная распашная дверь, если бы она была не сплошной, а пустотелой, если бы им хватило ума сообразить, как ее открыть, если бы дверь не была в стороне от главного входа в уборную, а находилась прямо позади него…
Чем больше зомби набивалось в спальню, тем большее их количество оказывалось затолканным в уборную. Если бы двери располагались на одной линии, суммарный вес мертвецов, их огромное количество…
Он в безопасности. Они не смогут сюда проникнуть, как бы ни скреблись, как бы ни ломились в дверь, как бы ни мычали… мычали. Туалетная бумага в ушах помогала уже не так хорошо. Слишком сильно пропиталась потом и серой и свалялась. Знать бы да сохранить немного бумаги, а не съедать весь рулон без остатка.
«Может, это и к лучшему, – успокаивал он себя. – Я должен буду услышать вертолет, спасателей, когда они прибудут».
Лучше уж так. Когда завывание мертвецов становилось нестерпимым, Фред брался за книгу – еще один маленький подарок судьбы, который он обнаружил, укрывшись здесь. Когда он отсюда выберется, надо будет отыскать владельца книги и поблагодарить его за то, что он забыл ее в туалете. «Приятель, только она мне и помогла не свихнуться!» – скажет он. Ну может быть, немного иначе. Фред насочинял уже по меньшей мере сотню красивых благодарственных фраз, представляя, что произносит их за кружкой пива или, что более вероятно, за пайком «БГУ». Именно так это называлось на странице 238: «Блюда, готовые к употреблению». Неужели их действительно приготавливают с помощью химических реагентов прямо в упаковке? Надо вернуться к тому отрывку и перечитать его снова. Впрочем, это завтра. Его любимой страницей была 361; с 361-й по 379-ю.
Начинало смеркаться. Сегодня он отложит книгу до того, как у него окончательно разболится голова. Потом, возможно, выпьет несколько глотков воды и ляжет спать пораньше. Фред нащупал страницу с загнутым уголком.
Праздник вымирания
Мы называли их «полутрупами» и относились к ним, как к шутке природы. Они чертовски медлительны, неуклюжи и тупы. Тупы невероятно. Мы никогда не считали их угрозой. Да и с чего бы? Они существовали рядом с нами – скорее, под нами – с тех самых пор, как человек впервые слез с дерева и встал на ноги. Их появление периодически замечалось в самых разных уголках планеты. Фанум-Кочиди, Фискурхефн, мы все слышали истории этих мест. Один из нас однажды даже заявил, что лично присутствовал в Кастра-Регина во время вспышки заразы, хотя мы сочли его слова просто бахвальством. Веками они предпринимали эпизодические попытки заявить о себе и наталкивались на такое же эпизодическое противодействие людей. Они никогда не были серьезной угрозой ни для нас, ни для светляков (так мы называли людей), которых пожирали. Они всегда представлялись чем-то несерьезным. Поэтому, услышав о небольшой эпидемии в Кампонг-Радже, я в очередной раз лишь посмеялся. О ней мне рассказала Лейла. Как сейчас помню ту жаркую безмолвную ночь десять лет назад.
– Это уже не первый случай. В смысле, в этом году. – В ее голосе сквозила легкая восторженность, как будто она описывала пусть и редкое, но вполне естественное явление природы. – Поговаривают, что подобное произошло в Таиланде, Камбодже и как будто в Бирме.
